Первый детский симфонический (повесть о казанской жизни 70-х)
Шрифт:
Однако впечатляющее фиаско превзошло все наши нехорошие предчувствия. Конкурс стартовал. Мы вышли на сцену с героическими лицами и все вместе запели: «Орлёнок-орлёнок, взлети выше солнца, собою затми белый свет!» — пока всё нормально. «Навеки умолкли веселые хлопцы...» — мы, кто вскинув руки, кто схватившись за грудь, картинно грохнулись на пол сцены школьного актового зала. К сожалению, я упал неудачно и ударил локоть, поэтому, «навеки умолкая», чуть слышно матюкнулся. Услышав мою ругань, «орлёнок» Куликов почему-то смутился и следующую фразу «В живых я остался один!», которую он должен был громогласно произнести, не исполнил. За него ее спели своими тоненькими голосками одноклассницы из «массовки».
Лёжа на полу, я реально осознал весь идиотизм происходившего на сцене, поэтому меня стал разбирать смех. Валерка лежал напротив и улыбался, «кровавая» повязка с его головы слетела во время падения, под ней, разумеется, было чисто. Наконец, Рэм в «белогвардейской» форме увел со сцены Куликова «на расстрел». Оказавшись за кулисами, оба, и «палач», и его «жертва», негромко заржали. В зале, наверное, слышно не было, но я-то услышал! Моему терпению пришел конец: незаметно прикрыв локтем лицо, я бесшумно затрясся всем телом от невыносимого приступа дикого хохота.
М-да... Мы заняли последнее место. После провального выступления — «разбор полета» в классе. Зина Ивановна неистовствовала. Досталось по полной всем: и «белогвардейцу» Рэму, и Куликову, крайне неубедительно воссоздавшему героический образ юного коммунара, и, непонятно за что, хоровому кордебалету. Но больше всех вдули нам, «веселым хлопцам»:
— Упали, как дурачки! Денисов лыбится! Муратов ржет! Как можно опошлить такую хорошую песню?! — грохотала Зина Ивановна.
— Я не ржал! — пытаюсь защититься.
— Не ржал, говоришь?! Да я своими глазами видела, как ты лежал и трясся от смеха!
— То был не смех! — я твердо стоял на своем.
— А что тогда?!
— Предсмертные судороги!
О! Только сейчас дошло: этот маразм, похоже, и был тем «остальным», что, по мнению Зины Ивановны, важнее учёбы в двух школах!
* * *
Нас постоянно бесили вкус и представления «о прекрасном» нашей почтенного возраста классной руководительницы. Первым делом она, в свое время, рассадила всех пацанов, строго придерживаясь детсадовского правила: мальчик — девочка, мальчик — девочка. Мне в соседки по парте досталась Мариночка Ковалёва — прилежная, аккуратная ученица. Но этот вариант, по сравнению с соседством с Валеркой, для учебы был, пожалуй, более полезен.
Больше всего нас, пацанов, задевало демонстративное пренебрежение Зины Ивановны к успехам класса на спортивном поприще. Это сильно контрастировало с предпочтениями фанатичной болельщицы — классной руководительницы параллельного «Г»-класса Анны Ивановны Лошак, которая вела у нас географию. Любой матч класса принимался ею близко к сердцу.
Ежегодно в школе проводились чемпионаты по параллелям классов. Зимой — по хоккею, весной — по футболу. Организатором и куратором этих соревнований был физрук Леонард Георгиевич Качалич. Позже, во многом благодаря его стараниям, в нашей школе появился специализированный футбольный класс.
Леонард был несколько грубоват, даже хамоват, не «сюсюкался» с маменькиными сыночками и требовал спортивных результатов. Интересно, что он пользовался большим уважением у гопников — они часто заходили к нему, Леонард их, в отличие от некоторых других учителей, не прогонял. Со стороны это казалось странным: серьёзный мужчина, преподаватель, а якшается с хулиганьём. Но как-то раз я услышал их разговоры: Леонард ненавязчиво так, доходчиво, с умелым и грамотным применением «б'aсара» наставлял их на ум-разум. Самое интересное — они слушали физрука. Не слушались, но хотя бы слушали, что уже было немало.
Про культ футбола и хоккея я уже упоминал. Попасть в сборную класса считалось за честь. Причем турниры проводились не по мини-футболу, а на нормальном большом поле в школьном дворе, по 11 игроков с каждой стороны. Матчи судили, как правило, сами физруки (вторым был Александр Иванович Кузнецов; Наталья Яковлевна Макарушкина, единственная «физручка» школы, понятное дело, не судила). Гораздо позже, в пору учебы уже моего собственного сына Славы, правда не в Казани, отношение к игре в футбол заметно ухудшилось. Славик, сам страстный футболист, даже на мини-футбольный турнир школы ребят из своего класса наскребал с огромным трудом — упрашивал, убеждал. Пара параллельных классов команды вообще не выставляли, хотя численность учеников в классах равнялась нашей.
Капитаном и футбольной, и хоккейной команд был еще один «авторитет» нашего класса Ринат Латыпов, по кличке «Срих» — он и производил отбор кандидатов в основной состав. Кандидатура Тагира Аглиуллина, понятное дело, вообще не рассматривалась. Не проходил в основу по своим игровым кондициям, увы, и Валерка. Форин — от случая к случаю, как правило, на подмену.
Моей же страстью был последний рубеж — ворота! И хотя я умел неплохо повозиться и с мячом, и с шайбой, на чемпионатах школы всегда стремился во вратари. «Эй, вратарь, готовься к бою!» Именно к бою! Невозможно описать тот азарт и страсть, с которыми бились пацаны за спортивную честь класса! Я не любил играть в хоккейной маске: дышалось с трудом, видимость плохая. Удобных масок тогда не продавали — так, пластмассовая штамповка на резинках. Поэтому регулярно получал увесистым мерзлым куском резины в морду. Даже как-то раз зуб шайбой выбили. Не беда: прибежав домой, выплюнул зуб, отполоскал кровь и... понесся доигрывать матч.
Но в 4«В» места в «основе» для меня поначалу не нашлось. В воротах уверенно обосновался Юрка Тимофеев, по кличке «Макар». Помню, как я впервые пришел на матч футбольного чемпионата школы со своим бывшим «А»-классом. Чтоб доказать свою «профпригодность», я придумал хитрость, дальновидно прихватив с собой вратарские перчатки. За «А»-шников в центре нападения, как всегда, играл Эдик Маматов. И, тоже как всегда, он куражился на славу — шесть или семь голов на любой вкус. Разгром моего нового класса был тотальным и безоговорочным. Леонард свистел и свистел, указывая на центр поля. Но даже в этой ситуации Срих не заменил в воротах Макара.
Моя же хитрость заключалась в следующем. Ворота были без сетки, простая футбольная рама. Я встал ЗА Макаром и одновременно с ним тоже прыгал за летящим в наши ворота мячом. Причем половину пропущенных им «банок», как мы называли голы, я взял! Более того, громко, чтоб слышал Срих, стал подсказывать Макару: «Потерял ворота!», «Немного вперед — сузь сектор!», «Не сиди, вперед на перехват!», «Эта «свеча» — твоя, пошел!» и так далее. Любой вратарь поймет о чем идет речь. Тем более, во дворе и в бывшем классе я часто играл против Эдика и лучше знал его манеру игры. Макар сперва огрызался, грубил, мол, «отвали!», «задрал!» или, как еще у нас выражались, «без сопливых скользко!» и тому подобное. Но потом, осознав мою правоту, стал следовать указаниям. Я же после проигранного в пух и прах матча сказал Сриху всего одну фразу: «Ну, чё? Ты, в натуре, всё понял?» Так я и оказался в воротах сборной класса, даже махача с Макаром не случилось.