Первый дневник сновидений
Шрифт:
В конце я должна была подойти к столу и записать своё желание на клочке бумаги. Времени мне понадобилось довольно много, я проверила всё несколько раз, но остальные терпеливо ждали, пока я завершу процедуру.
Я пожелала, чтобы демонов не существовало, и поэтому они никому не могли причинить никакого вреда. Ладно, идея, возможно, не гениальная, но в данных обстоятельствах она показалась мне очень даже разумной. Потому что это парадокс, и он мог бы защитить меня на случай, если бы этот демон действительно существовал. А парадоксы всегда могут прийти на помощь в случае сражения с потусторонней силой —
Артур поднёс сложенный клочок бумаги к пламени свечи и прочёл из книги ещё какое-то предложение на латыни, тем временем лист бумаги горел и пепел, кружась, опускался на пол. На этом всё закончилось. К неприятной части мы перешли гораздо быстрее, чем я предполагала.
— Итак, мы клянёмся в верности тебе, носитель тысячи имён, Повелитель тьмы, — сказал Артур и торжественно передал мне кинжал. — И скрепляем эти слова нашей кровью.
Я нерешительно подняла вверх руку с кинжалом. Ну почему как раз сейчас мне в голову полезли всякие дурацкие детские стишки? «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…»
— Где резать? — спросила я.
— Лучше всего на ладони, — сказал Генри. — Там заживает лучше, чем возле пальцев. Только не так сильно дави, эта штука действительно адски острая. Если хочешь, я тебе помогу.
— Да ладно, всё в порядке, я и сама справлюсь. — Я набрала в лёгкие побольше воздуха и прижала лезвие ножа к подушечке большого пальца. Тут же брызнула кровь. Ой! — А теперь что?
— Вот сюда, — Грейсон подал мне бокал, который уже был наполнен красной жидкостью. Почти теряя сознание, я наблюдала, как из пореза на моей руке вытекает тонкая струйка крови и капает в бокал. Одна капля, вторая, третья…
— Этого достаточно, — сказал Грейсон, и Генри передал мне платок, чтобы я могла остановить кровь. Рана немного щипала, но в общем всё оказалось не так уж и сложно.
Не без гордости я передала нож дальше, Грейсону. После того как в бокале оказалась кровь каждого из нас (Джаспер действительно закрыл глаза, когда дело дошло до него), наступило самое неприятное. Артур потряс фужер с жидкостью, чтобы наша кровь как следует перемешалась, а потом каждый должен был сделать глоток и сказать: «Sed omnes una manet nox [11] ». (Интересно, что это означает? «Но у всех есть ночная рука»? «Ночью все руки становятся одной»? Моя латынь действительно никуда не годится.)
11
«Всех ожидает одна и та же ночь» (лат.).
Мне пришлось очень сильно постараться, чтобы проглотить эту гадость, не почувствовав её вкуса. Это оказалось не так уж просто. Меня всю трясло. Теперь я больше никогда не смогу даже смотреть на красное вино, не говоря о том, чтобы пить его, даже если у него не будет привкуса крови. Но хорошо хоть, что меня не стошнило.
Остальные вели себя куда спокойнее, чем я. Было видно, что для них это стало уже совершенно обычным делом. А Джаспер даже сделал целых два глотка.
— Теперь круг снова замкнулся, о Повелитель тьмы и теней, — сказал Артур и скорчил довольную мину. — Мы ждём
— Но ты вполне можешь не спешить, — это, конечно же, подал голос Джаспер, он просто обязан был испортить торжественное окончание церемонии. Парень начал задувать свечи. — А что? Ну правда ведь, он вполне может подождать ещё немного, пока мы не выйдем в финал.
Глава двадцать четвёртая
— Вы красивы? — спросил Гамлет, а Флоранс, казавшаяся очень хрупкой в невзрачном платье и с высоко зачёсанными каштановыми локонами, смущённо спросила в ответ:
— Что ваше высочество хочет сказать?
— Отлично, правда? Она идеальная Офелия, — прошептала Лотти рядом со мной, не спуская глаз со сцены.
Но такой уж идеальной Флоранс вовсе не была. К полному недоумению Гамлета она начала проговаривать его же текст вместе с ним:
— Если вы добродетельны и красивы, то ваша добродетель не должна допускать собеседований с вашей красотой.
— Э-э, точно, Офелия, — сказал Гамлет. — Как раз хотел сказать то же самое!
Флоранс мило улыбнулась.
— Разве у красоты, мой принц, может быть лучшее общество, чем добродетель?
Гамлет наморщил лоб.
— Да, это правда …
Но закончить фразу ему не удалось, так как Флоранс снова его перебила:
— Потому что власть красоты скорее преобразит добродетель из того, что она есть, в сводню, нежели сила добродетели превратит красоту в свое подобие!
— Да вы не даёте мне сказать ни словечка! — возмутился Гамлет. — Я вас любил когда-то, но сейчас вы для меня лишь нахалка, которая крадёт мой текст.
— Какая… современная постановка, — восхищённо прошептала Лотти. — Декорации тоже такие авангардные, смесь стимпанка, фольклора и минимализма… Невероятно экстравагантно.
— Надеюсь, ты пошутила, — прошептала я в ответ.
Декорации были просто ужасными. Ничто не сочеталось друг с другом и уж точно не подходило к стилю Гамлета. Который как раз с ума сходил от злости на Флоранс, потому что она положила руку на грудь и злорадно прокричала:
— Быть или не быть!
— Ну всё, с меня довольно. Надо было мне заколоть не бедного Полония, а вас! — прорычал Гамлет, схватил Флоранс за глотку и прижал её к светящейся покрытой зелёным лаком кулисе. — Зачем мне кинжал, я задушу вас голыми руками.
— Сейчас постановка приобретает окраску Отелло, — поражённо сказала Лотти. — Эй, Лив, ты куда? И когда ты научилась летать?
— Летаю я только во сне, — заверила её я и устремилась по воздуху к своей зелёной двери. При этом я даже ни разу не взмахнула крыльями, да и вообще, никаких крыльев у меня не было.
Когда я приземлилась на сцене, Лотти громко захлопала в ладоши. А Флоранс, горло которой до сих пор находилось в руках разъярённого Гамлета, прохрипела:
— А я всех женщин вовсе не жалче и не злосчастней! Ты, придурок, о как же сердцу снесть, только не моему, а твоему! — и тут она коленом двинула Гамлету прямо в живот.