Первый Мир
Шрифт:
Ладно, – подумал охотник. – Выведу бойцов и Столетова, переговорю с полковником, возьму экипировку и вернусь.
Времени на поиски действительно не оставалось. Со смещением не шутят. Когда планеты повернутся, здесь на некоторое время смогут выжить только растения, за миллион лет адаптировавшиеся к периодическим катаклизмам. Не зря перепуганные животные бежали в горы – их гнал инстинкт, приобретенный уже тут, в Первом Мире. Они сейчас забились в пещеры, заполонили
Иван тяжело встретил известие об исчезновении Гюнтера.
– Извини, но времени на поиск у нас нет, – предупреждая вопрос или просьбу, произнес Урман. – Я получил приказ о возвращении на базу. Здесь вскоре станет небезопасно.
– Зачем он пошел в горы? – растерянно спросил Иван.
– Во время атаки норлов кто-то поддержал нас огнем с господствующего над плато скального выступа. Я отправил Гюнтера проверить, остался ли там кто-нибудь в живых после массированного удара.
– Он выходил на связь?
– Нет. Причина его молчания мне неизвестна, – ответил Урман. – Коммуникаторы в период Сумерек обычно работают без помех, но всякое бывает на Арасте.
– Я обязан подчиняться полученному приказу?
– Извини, но отпустить тебя не могу. Без экипировки высшей защиты ты не выживешь. Если потребуется – доставлю в гарнизон силой. Так что выбирай сразу.
Столетов тяжело посмотрел на Урмана, вздохнул и ответил:
– Я не стану создавать проблемы.
Глава 7
Руины логрианского города мелко дрожали, передавая вибрацию скального массива.
Смещение...
Мелкие камушки срывались с разрушенных временем древних стен. Вездесущая пыль припорошила два неподвижных тела.
Небо стремительно светлело. Сгусток энергии, имеющий форму уменьшенного в миллиарды раз галактического диска, появился над линией горизонта, затем начал стремительно восходить в зенит, посылая к поверхности планеты потоки излучения.
Ветер стих.
Невыносимый фиолетовый зной струился от скал зыбким маревом. Тени укоротились, а затем вообще исчезли, лишь под редкими выступами выветренных горных пород можно было найти небольшие пространства спасительной тени.
Казалось, жизнь на время покинула этот регион планеты, даже деревья, травы и кустарники выглядели словно неуместные декорации, которые выгорят, потеряют цвет под потоками палящего фиолетового сияния...
В наступившей после смещения вязкой тишине было слышно, как изредка потрескивают скалы.
Ника пришла в сознание от ощущения нестерпимого жара.
Открыв глаза, она едва не ослепла. Прямо над головой неподвижно висел
Машинально зажмурившись, она попыталась встать, чувствуя, как это усилие стягивает едва успевшие регенерировать мышцы, как мешают заботливо наложенные повязки в местах смертельных для человека ранений.
Не открывая глаз, она села, привалившись спиной к потрескавшейся, горячей стене древнего сооружения.
Медленно, будто нехотя, возвращались воспоминания.
Сознание хоть и прояснилось, но понимания произошедших за время беспамятства резких перемен не наступило, она ощущала губительные потоки излучения, но не могла взаимосвязать запечатленные памятью события и действительность.
Постепенно чувство дискомфорта переросло в тревогу: она достаточно ясно осознавала, что длительного пребывания под губительными потоками излучения ей не выдержать. Незащищенные участки кожи иссушало зноем, некоторые внутренние системы находились в состоянии сбоя, открыть глаза и осмотреться она даже не пыталась, просто поползла на ощупь, ища выход или укрытие от нестерпимого излучения.
Ее рука внезапно наткнулась на что-то мягкое.
Под пальцами ощущалась одежда, затем ладонь Ники скользнула выше, неожиданно коснулась верхнего края бронежилета из нановолокна, еще движение – и под пальцами оказался подбородок, губы, – она осязала черты лица лежащего рядом с ней человека, пока фрагменты ощущений не сложились в осознанный мысленный вскрик: Гюнтер!..
Он не подавал признаков жизни.
Ника с ужасом осязала рану, ее дрожащие пальцы касались лба Гюнтера, в душе зарождалось отчаяние.
Пронзительные, сильные, не замутненные многими человеческими условностями и предрассудками чувства с новой силой полыхнули в ее душе: если горе, то безмерное, если любовь, то сжигающая, если отчаяние, то бездонное...
Закрыв его своим телом, Ника застыла без движения, словно ее покинули силы.
Она пришла сюда убивать, но действие навязанных программ терминировалось под напором чувств. Еще в тот миг, когда Ника, глядя через прицел на свою жертву, узнала появившегося рядом со Столетовым Гюнтера, стало ясно: любой приказ уже не имеет значения, ее повзрослевший рассудок вмиг взломал границы дозволенного, вырвался за узкие рамки инструкций, и стало не важно, чего от нее хотят...
Ника помнила, как попала сюда, ее освободившийся рассудок читал открывшуюся память, ей стало тепло и горько: действие сторонних программ завершилось, сильнейшее из человеческих чувств, вспыхнувшее, как пожар, в сознании способного чувствовать искусственного интеллекта освободило ее, образ Гюнтера стал ключом, открывшим дверь, ведущую на свободу, теперь она принадлежала только себе самой, но что толку в обретенной независимости?
Что же мне делать?
Дрожащие пальцы вновь коснулись его ран.