Первый особого назначения
Шрифт:
Один из мальчиков, худенький, белобрысый, подтолкнул другого локтем, словно предлагая ему заговорить первым. Его товарищ, низенький крепыш со вздернутым носом, покраснел и смущенно сказал:
— Мы с Советской… Мы в газете прочитали про отряд…
А другой спросил, чуть-чуть заикаясь:
— 3-записаться м-можно?
Часть третья
Глава первая
Стенная
Газета получилась на славу. Всем особенно понравилось, как Лешка нарисовал заголовок. И как он только умел подбирать краски! Буквы названия «Ракета» отсвечивали настоящим цветом пламени — ярко-красные, с желтовато-зелеными переливами. И сам ракетный корабль тоже был нарисован так, что дух захватывало — стремительный, голубоватый, словно сделанный из самой крепкой стали, с красной пятиконечной звездой…
У второго мальчика с Советской, Павлика Куликова, почерк не был так красив, как у его товарища. Зато Павлик сразу завоевал расположение Лешки Хворина, потому что ловко орудовал пилой, молотком и рубанком. Вдвоем с Лешкой они смастерили из досок стенд для газеты и поставили его посреди двора, так, чтобы каждый, кто входил в ворота, мог видеть стенную газету. Вообще и Шурик и Павлик старались изо всех сил, с охотой берясь за любое поручение, — им сказали, что в отряд принимают только тех, кто сделает какое-нибудь полезное дело.
Газету укрепили на стенде утром во вторник. Вставленная в отремонтированную Гришей рамку, она стала совсем замечательная. Правда, ребята чуть-чуть опоздали и не успели вывесить ее в тот ранний час, когда жильцы шли на работу. Поэтому сначала возле газеты народу было немного. Останавливались у стенда только домашние хозяйки, спешившие с сумками в магазин. Потом зашел во двор участковый уполномоченный, милицейский старший лейтенант. Он сразу же увидел газету и свернул к ней.
Ребята в это время были в красном уголке. В этот день они решили заняться окончательным убранством своей отрядной комнаты и взамен колченогого столика и неказистых скамеек, из которых торчали гвозди, смастерить другую мебель, получше и попригляднее. Но время от времени кто-нибудь нет-нет да и подбегал к окошку, чтобы посмотреть, что делается у газеты во дворе.
Старшего лейтенанта увидел Женька — он подбегал к окну чаще других.
— Ребята! — воскликнул он, притворившись испуганным. — Дело дошло до милиции!
— Где милиция? Что ты врешь!
Все бросились к окнам. Во дворе у стенда участковый уполномоченный читал заметки. Он рассматривал карикатуры и улыбался, а потом вдруг захохотал во все горло. Должно быть, увидел изображение скандалиста Сапелкина. Лешка нарисовал жильца из девятой квартиры очень похоже. Недаром Хворин подстерегал его два вечера подряд, возвращающегося домой с работы. На картинке Сапелкин стоял посреди кухни и в поднятой руке держал за ножку табурет. Физиономия у жильца была зверская. А от него в разные стороны бросались и люди, и кошки, и кухонная посуда — кастрюли, сковородки, миски… Самовар удирал, прижав к себе, как младенца, фарфоровый заварной чайник. Под носиком у чайника торчала соска. Карикатура была такая веселая, что Лешка и сам хохотал, когда рисовал ее. Не мудрено, что она рассмешила и старшего лейтенанта милиции.
Прочитав газету, участковый уполномоченный огляделся по сторонам, словно хотел отыскать тех, кто здесь эту газету вывесил, и, никого не найдя, направился к одному из подъездов.
— Видали! Видали, как он смеялся? — торжествующе кричал Шурик Веденеев, как будто это он, а не Лешка рисовал смешные карикатуры: Шурик уже чувствовал себя среди новых товарищей так, словно был знаком со всеми давным-давно.
Полчаса спустя вышел из дома Гошка. Он лениво обвел взглядом пустынный двор, увидал стенд со стенной газетой, подошел и стал читать, медленно и беззвучно шевеля губами. И вдруг Гошка засмеялся. Смеющимся Рукомойникова видели так редко, что все ребята просто прилипли к окнам красного уголка. Гошка смеялся, мотая головой и хлопая себя ладонями по коленям.
— Вот хохочет! — без злобы и даже как будто с удовольствием сказал Лешка.
Рукомойников так и ушел со двора, посмеиваясь и мотая головой. А ребята снова взялись за прерванную работу. Нелегкое это оказалось дело — из старых скамеек и столика смастерить новые.
— Легче уж сначала доски строгать, отпиливать и из них сколачивать, — сказал упарившийся Олег.
— Конечно, легче, — согласился Павлик. — Из н-новых досок всегда легче. П-правда, Леша?
— Ясно, — отозвался Хворин, ловко выколачивая гвозди из доски. — И кто это сюда столько гвоздей нагнал?
— Это я, — смущенно откликнулся Степка.
— Ну и наворотил! А еще начальник штаба.
До самого обеда провозились ребята, делая заготовки для столика и скамеек. Вот когда пригодился Вовкин сантиметр. Все, оказывается, надо было рассчитать с точностью. Каждую ножку, каждую деревянную планку. Чтобы скамейка не качалась, нужно было поставить между доской сиденья и ножкой треугольные косячки. Прибить их можно всего двумя гвоздями. А Степка, когда сколачивал скамьи для отрядной комнаты, затратил на каждую ножку штук по двадцать.
— Так и вовсе можно дерево испортить, — сердито говорил Лешка. — Видишь, дырок сколько? Хорошо, что дерево сырое было, а то бы все трещинами пошло.
На время обеда стенд с газетой решили отнести в красный уголок, чтобы после опять вынести во двор. Ключ от красного уголка Степка положил под камешек возле ступенек. Это было место, известное всем ребятам. Тот, кто приходил первым, мог отпереть замок, не дожидаясь, когда соберутся остальные.
Первая скамейка была готова часам к пяти. Это была настоящая скамья, аккуратная, гладкая, на крепких ножках. Она не скрипела и не качалась. Стояла на полу твердо. И каждому хотелось посидеть на ней, чтобы проверить, удобно ли сидится…
С пяти часов стали возвращаться с работы жильцы. И вот тогда-то для ребят наступили минуты настоящего торжества. Кто бы ни входил во двор, первым делом сворачивал к стенду. И около половины шестого у газеты собралась довольно большая толпа. Усидеть в красном уголке не было уже никакой возможности, и ребята высыпали во двор. Сгрудившись позади жильцов, толпившихся у стенда, они с восторгом слушали, как взрослые обменивались замечаниями.
— Здорово нарисовали!
— Сапелкин-то как похож!