Первый особого назначения
Шрифт:
— Он говорит, что склеилась крепко. Теперь если разобьется, то в новом месте.
— Давай, Пончик, попробуем! — воскликнул Женька, хватая вазочку и делая вид, будто собирается грохнуть ее об пол.
— Отдай! Отдай! — закричал Вовка и поспешно вырвал вазочку из Женькиных рук.
Распрощавшись с Гришей, ребята вышли на улицу. Вовка побежал домой, а Степка и Женька у: красный уголок. Новостей было много, и Женьке не терпелось поделиться ими с ребятами. Надо было рассказать и про представителя
— А тесно все же у Гриши в мастерской, — говорил Зажицкий по пути. — Всего-то нас туда трое пришло, а уже повернуться негде.
— Ой, Женька! — перебил его начальник штаба. — Правда! А я все забываю.
— Что забываешь?
— Каждый день собираюсь всем сказать и все забываю. Надо для Гриши другую комнату попросить.
— Как это — другую?
— Ну как! Новую комнату. Чтобы он переехал.
— А у кого попросить?
Степка пожал плечами.
— Я и сам не знаю. У Андрея бы спросить…
— А что! Верно! — загорелся Зажицкий. — Всем отрядом пойдем. Ведь Гриша вроде наш подшефный. Мы и попросим.
В красный уголок редактор стенной газеты и начальник штаба вошли, горячо обсуждая, куда надо пойти, чтобы похлопотать о комнате для Гриши, — в горсовет или, может быть, в горком партии. Все, кто уже пришел, тотчас же принялись с жаром спорить.
— Надо идти в исполком горсовета, — сказала Таня. — Мой папа ордер на квартиру в исполкоме получал.
— Ну, тогда и пойдем в исполком! — решил Степка. — Прямо придем к самому главному, к председателю, и расскажем, какая у Гриши комната. И еще скажем, что он больной, что сердце у него больное…
— А по-моему, сначала надо пойти в поликлинику, — сказал сдержанный и рассудительный Костя. — Помните, доктор когда пришел, то сразу сказал: неподходящее помещение. Пойдемте сперва в поликлинику. И пусть там дадут справку, что Гриша больной и ему требуется другая комната, получше.
— А если не дадут? — с сомнением спросила Оля.
Но ей возразило сразу несколько голосов:
— Почему это не дадут? Обязаны дать, раз они доктора!
— Мы в п-прошлом году тоже в новую квартиру переехали, — сказал Павлик Куликов. — На Советскую. А раньше н-на Вокзальной жили. У м-моей мамы сердце тоже больное. И она брала справку от врача.
— Пошли в поликлинику! — решительно объявил Степка. — Сейчас! Нечего откладывать!
Вовка Чмоков, прибежавший во двор двадцать третьего дома, уже не застал в красном уголке никого. Он с недоумением потрогал замок на двери и присел на ступеньки, размышляя, куда это могли деваться сразу все ребята. «Должно быть, на пруды пошли купаться», — решил он и побежал к прудам.
А ребята в это время в вестибюле поликлиники обступили знакомого доктора, того, который приезжал к Грише в голубом «Москвиче» неотложной медицинской помощи.
— Комната, комната, — говорил доктор, задумчиво хмуря лохматые брови. — С жильем сейчас трудновато. Вот если бы ваш глухонемой работал на заводе… Тогда другое дело. А то ведь он, прямо скажем, частник — отживающий тип.
— Какой же он тип? — с обидой возразил Степка. — Он, знаете, какой мастер. Он и на заводе может работать. Только он… У него… У него такая была жизнь… Тяжелая…
— Нет, я что же! Я не возражаю, — сказал доктор. — И справку о том, что Силантьев Федор Алексеевич страдает гипертонической болезнью и только что перенес инфаркт миокарда, вы получите.
— Кто, кто? — переспросил пораженный Степка. — Какой Федор?
— Ну, этот, ваш глухонемой.
— Его же зовут Гриша.
— Ах да! — улыбнулся врач. — Я слышал, действительно его тут так зовут. Мне рассказывала сестра, которая делала ему уколы. Но что же поделать, друзья. Он вовсе не Гриша. По паспорту он Федор. И фамилия его Силантьев.
Минут через десять ребята вышли из поликлиники, и в кармане у Степки лежала справка с печатью и подписью главного врача. Правда, в ней стояло какое-то чужое имя, но Таня сказала:
— Ну и пусть он Силантьев Федор Алексеевич. А мы будем его звать Гришей. Как все на нашей улице зовут.
Исполком помещался на главной улице — Ленинской, в большом четырехэтажном здании за частой чугунной оградой. Ребята долго ходили по длинным коридорам, заглядывали в разные двери, пока какой-то усатый дядя с портфелем под мышкой не спросил:
— А вы к кому, молодые люди?
— К председателю исполкома, — смело объявил Степка.
— Да ну? Прямо так к председателю? Тогда поднимитесь этажом выше. В конце коридора дверь. Надпись там: «Приемная». Вот туда и зайдите.
Перед дверью в приемную Степка критически оглядел ребят.
— Ты, Мишка, рубаху в брюки заправь. Совсем вылезла.
— И ногти у него черные, — брезгливо сказала Оля.
— Держи лучше руки в карманах, — посоветовал Женька. — Будто у тебя там какое-нибудь заявление.
— А ты, Женька, тоже причесался бы, — сказал начальник штаба. — Все-таки к самому председателю идем. Кузя, галстук поправь. Ну, теперь вроде все в порядке. Пошли.
В большой комнате, уставленной кожаными диванами, за письменным столиком молодая девушка что-то писала, часто макая перо в круглую чернильницу. На диванах, очевидно дожидаясь очереди, сидели люди — человек десять. Когда ребята, подталкивая друг друга, вошли, девушка подняла голову и взглянула так строго, что они оробели.