Первый подвиг Змея Добрыныча
Шрифт:
От часовых поясов и географии мысли Егорки перешли к астрономии, он привычно повспоминал звёзды и уснул.
Глава 9
А Фросе не спалось. Лагерь уже давно угомонился и затих, даже самые неуёмные дети из самых старших отрядов перестали играть на гитарах в беседках и ушли спать. Обойдя все палаты и убедившись, что все дети спят, рухнули в кровати набегавшиеся за день вожатые. Воспитатели приготовились на завтрашнее утро и тоже легли. Крепко спал в медпункте Сидоров и чутко дремала в коридорчике доктор Медуницына. Лагерь спал. А Фрося не спала и
– А ты?
– Так ты ж сама меня разбудила. Фрось, там пол отряда малышей может плакать, они же в первые дни всегда ревут, к маме хотят.
– Да на озере плачет.
– Ничего не слышу, у меня от этих ваших дискотек уши заложило.
– А ты как оказался-то тут?
– спохватилась Фрося.
– Двери же на ключ заперты.
– А зачем мне дверь? Я через окно.
– Так они же не открываются, - вытаращила глаза Фрося.
– Или в восьмом отряде окна открыть можно?
– Шутишь? Это лагерь, здесь окна только в вожатской открываются.
– Ты что, через вожатскую вылез?
– ахнула Фрося.
Егорка кивнул, и как ни в чём не бывало, продолжил: - Так чего мы делать-то будем с этой твоей плаксой?
– Не знаю.
– Фрося огляделась в поисках выхода.
– Может, Машу разбудить?
– Пусть Маша поспит, она устала за день, - вдруг раздался голос Инессы Валентиновны. Настоящей Инессы Валентиновны, поправдишной.
– А ты сейчас Георгий или Анатолий?
Егорка даже растерялся на мгновенье: вот как, ну как она всегда всё знает?! И тут же ляпнул: - Это я, Егорка.
– Я почему-то так и полагала. И далеко вы собрались?
– Там кто-то плачет.
Инесса Валентиновна кивнула, повернулась и пошла открывать Егорке дверь, бросив на ходу: - Ефросинья, оденься потеплее. Фонарь возьми.
И Фрося убежала одеваться. А когда вернулась, Инесса Валентиновна уже стояла в куртке и с большим фонарём в руках. Вот как, ну как она всё успевает?!
– Пойдём посмотрим, кто у вас там плачет.
И они пошли.
А ночью в лагере совсем другое дело. Безлюдно, пусто, тихо, страшновато. И фонари качаются от ветра и причитают: "Ну куда вы? Не ходите!" И сосны будто прячут привидений в своих разлапистых игольных хвойных лапах. И вдруг сквозь этот скрип и завыванье, и стрекотание цикад, и шорох, поскрипывание деревянных реек на лестнице пирса, и сквозь другие ноты музыки ночного лагеря, до них донёсся плач.
– И правда плачет.
– На озере.
– Ну что, пойдём посмотрим?
А озеро в ночи и не узнаешь. Темно и жутковато, и зловеще. На набережной, где прожектор светит, там посмелее и повеселее. А чуть шагнул в сторонку, в темноту, и будто обволакивает страхом. А почему так страшно - непонятно. Ведь вроде всё знакомое, дневное. Но ночью почему-то всё другое. И плачет кто-то вдалеке так горько. На Горьком озере так никогда ещё никто не плакал. Смеялись много, выздоравливали, пели, но чтобы так рыдать посреди ночи?.. А когда ближе подошли - не слышно, стихло.
Инесса Валентиновна на озеро посветила - никого. И Фрося посветила - никого. А Егорка озеро разглядывать не стал, он своим фонарём под ноги на берегу светил-светил, и высветил - возле воды камушки блестят. Егорка так и замер. Не может быть! Драконьи слёзы*! Снова! А кто же их наплакал? Динозавр? Или раз слёзы - всё-таки дракон? Егорка молча положил камни в карман и пытался рассказать о них Фросе, но она так сосредоточенно разглядывала озеро, что не замечала знаков, которые он ей подавал.
Побродив по пустынному берегу, они вернулись к домику.
– Но плач ведь был? Ведь мне не показалось?
– допытывалась Фрося у Инессы Валентиновны.
– Плач был. И это очень-очень странно. Давай-ка, Ефросинья, спать. Мы с Егором дойдём до восьмого отряда.
– А можно я переночую дома? Я так соскучился по моей кровати. И по отряду.
– Да переночевать-то можно. Только идти нам с тобой в тот корпус всё равно придётся.
– Почему?
– хором спросили Фрося и Егорка.
– Фрося, марш спать. Да потому что ты открыл окошко в вожатской. Там же всех теперь продует. Пойдём закроем.
И они закрыли.
Потом Егорка юркнул в свою палату и занырнул в свою кровать и вот что странно - такой же домик, и такая же палата, и такая же точно кровать, один в один, но чувствовал себя он по-другому. А почему? Здесь он был как дома. А там - не очень. Или очень не.
Егорка вспомнил, что надо рассказать Фросе про драконьи слёзы, и написал ей сообщение, и слышал, как запищал Фросин телефон, и слышал, как вожатая Маша сонно ворчит: "Ты чего ночью в телефон играешь? Глаза испортишь. Всё, до утра твой телефончик забираю." И слышал Фросино просительное: "Маша!" И Машино строгое: "Я уже 16 лет Маша. А ты телефоном ночью глаза портишь." И слышал, как ещё попрепирались, и всё затихло. И уснули обе. И уснул Егорка.
Глава 10
А утром снова разбудила песня. И снова побежали на зарядку. И умываться, и потом на завтрак, и на "линейку". В общем, как обычно. Потом все разбежались по занятиям, а Фрося и Егорка пошли к пирсу. Егорка показал драконьи слёзы, и они долго вместе удивлялись. Да кто же это? Если динозавр, то как наплакал драгоценные камни? А если дракон... то совсем ничего не ясно. И Михаил куда-то подевался, не отвечает на звонки, не пишет. И динозавр не показывается. Они уж и бродили по колено, и разглядывали озеро, и выпросились у плаврука на спасательной вышке с биноклем подежурить. Нет. Ничего и никого не видно.
И снова пришло время репетиций, и Фрося понеслась бегом в беседку. Егорка снова сидел рядом, слушал. Всё было как обычно. Как обычно, но только жёг карман драконий камень, и в озере ночами кто-то плакал, и непонятно, что это такое, и это не давало им покоя. А в остальном всё было как обычно. И Егорка вдруг понял, что именно сейчас что-то необыкновенное и произойдёт. Он давно заметил, что когда живёшь обычной жизнью, делаешь будничные обыкновенные дела и ничего особенного не ожидаешь - вот тогда-то всё и происходит! Всё самое невозможное и невероятное. И вообще Егорке казалось, что с этой самой "обычной жизнью" взрослые что-то напутали. Не бывает никакой "обычной" жизни. Жизнь необыкновенная всегда! Каждый день. Каждый час. Егорка, когда вырастет, обязательно этот феномен изучит. Необыкновенную обычную жизнь.