Первый узбек: Героям быть!
Шрифт:
Ни жены, ни детей у того не было. Пока был молодой, то работал в поле, но на калым денег так и не накопил.
Дехканин был младшим братом отца Юсуфа и полностью от него зависел. Состарившись, начал выполнять женскую работу, поскольку на дехканскую сил уже не хватало. Радовался тому, что из дома не гонят и даже кормят. Привалившее Юсуфу счастье в виде зятя Изатали, не сильно измелило его жизнь. Хотя немощного старика перестали корить, бранить, костерить и клясть по поводу и без повода, а также попрекать куском лепёшки. Такое часто происходило, но не со зла на него – от безысходности. Не зря Мухаммад-кули-бий был моим кушчи: взгляд имел орлиный. Он тут же смекнул, что несомненное сходство может мне пригодиться. По возвращении в Бухару доложил, кому следует, о предполагаемом двойнике хана. А следовало доложить лично кукельдашу, то есть Зульфикару.
Достаточно долго, почти луну* Зульфикар и его самые сообразительные подчинённые тщательно высматривали, так ли старик похож на меня или я на него. Для этого один из нукеров под видом бойбочи* остановился в кишлаке якобы для охоты. Его сопровождали друзья и старый слуга. Несчастного забитого прислужника достоверно изображал Зульфикар. Избалованный родителями бойбочи нещадно гонял слугу в Бухару и обратно то за соколом, то за собаками, то за какими-то пряностями. В кишлаке о них слыхом не слыхивали. Всё это была игра, но настолько искусная, что сельчане даже собрались побить бойбочи и его прихлебателей за неуважение к старости. Это намерение все благополучно позабыли после того, как сын бека накрыл богатый дастархан и накормил всех пловом.
Вдоволь наглядевшись на «хана» в старых обносках, день-деньской занимающегося женской работой и утирающего сопли рукавом драного халата, они решили, что наше сходство несомненно. Я подозревал, что оно было обнаружено намного раньше, просто Зульфикару доставляло удовольствие видеть хана в таком незавидном положении. Это была одна из шуточек моего молочного брата, а не гнусные происки против меня. Могу сказать одно – если бы я был на месте Зульфикара, я бы три луны в кишлаке просидел! Тем временем старика осторожно переселили из кишлака на окраину Бухары. За невысоким дувалом из саманного кирпича теснилось несколько неприметных кибиток для тайных дел.
Старик, по словам Зульфикара, несмотря на телесную немощь, оказался сообразительным и понял, что можно жить по-разному. Разбогатевший ненадолго племянник не очень-то тратил деньги на своих родных, поэтому жизнь одинокого дядюшки почти не улучшилась. Хотя бобо чаще стал ложиться спать не на голодный желудок, а после того, как получал на ужин лепёшку с катыком, а иногда и горячую шурпу. Когда старому человеку объяснили, что только потеря голоса и полное отсутствие любопытства продлят его жизнь до бесконечности и будет зависеть лишь от расположения Всевышнего, он всё понял.
Но меня удивило, почему это он раньше не был более сметливым, и оставался бедняком? Старик вразумительно объяснил Зульфикару, что в кишлаке особенно не из чего было выбирать. Тот участок земли, где он работал молодым, принадлежал его старшему брату. Его сыном был Юсуф, не похожий на своего отца, ни внешностью, ни характером. Юсуф-праведник, несмотря на такое красивое прозвище, унаследовавший участок после смерти отца, не захотел отдавать его своему амаки: у самого было трое детей. Пожилой человек скрепя сердце отказался от того, что наполовину принадлежало ему.
Да у самого старика уже не было сил обрабатывать землю и платить налоги, вот и остался приживалом. Таких историй много, хорошо, что племянник не выгнал его и продолжал кормить. Дядя в благодарность по мере сил выполнял домашнюю работу, не требующую усилий как при вспашке земли. Когда глазастый кушчи на празднике увидел старика, и выяснил, кто это такой, оказалось, что лет ему не так уж много. Но сколько, дехканину было всё равно, эти странные вопросы о возрасте его удивили. Старик знал, что племянник моложе его, но насколько моложе, не представлял. Он был неграмотный, как и все в округе, но считать мог. Я не знаю ни одного узбека, который не может считать хотя бы до ста.
В доме, раскинувшемся за унылым невысоким дувалом, старика отмыли, подкормили, чтобы тот не выглядел измождённым нищим. Через три луны он стал почти такой же загугастый*, как и я. Затем старика переодели в привычную для меня одежду и показали мне. Зеркала у нас не очень хорошие и я не думаю, что был похож на него – или он на меня, как две капли воды или дети, рождённые женщиной в один день. Но Зульфикар уверял, что отличает нас только по запаху и голосу. А ещё по некоторым моим особенным движениям. Последняя мелочь, отличающая нас, была несущественной – старик не успел растолстеть до моих размеров.
Пожилого дехканина звали Касым, Кары-Касым, и звали так достаточно давно. Я с огромным интересом разглядывал его, хотя старик меня не видел. В конце-концов Зульфикар сказал ему, что тот должен пожить в закрытой комнате некоторое время. Изредка, если понадобится, показывать своё лицо посторонним. Но должен прижимать руки к горлу и ничего не отвечать, словно его скрутила болезнь. Касым согласился с нижайшими поклонами и величайшей благодарностью. Наши голоса и речь разительно отличались. Дехканин говорил грубым, низким голосом простолюдина, а я более высоким и выразительным голосом образованного человека. Зульфикар решил на две недели сделать его немым.
Кары-Касым неприлично шумно радовался изменениям в своей жизни. Не каждому на склоне лет привалит такое счастье. Поэтому не задавал никаких вопросов и старательно повторял за молодыми учителями всё, что от него требовалось. Он научился, по распоряжению Зульфикара, ходить, как я это делаю. Я шагаю, широко расставляя ноги, поскольку полжизни провёл на коне. Так ходят все, кто часто передвигается верхом и простому дехканину не выучится этому. Но Хамид придумал простую вещь – взял табурет, которым у нас почти не пользовались, приделал к нему планку и попросил старика сесть на него, раздвинув ноги и держась за спинку. Это помогло, но Кары-Касым сам помог своим наставникам:
– Вам нужно, чтобы я ходил как джигит-наездник? Чего проще! В молодости у меня был ишак. Это, конечно не ваши скакуны-ахалтекинцы*. Я помню, как ходил после этого. Вы увидите, что не зря кормите меня три раза в день вкусной едой. – После этого дело пошло на лад. Старик начал переваливаться с ноги на ногу, как жирная утка, которую вот-вот зажарят с яблоками. Спустя некоторое время я поинтересовался у Зульфикара, действительно ли я так передвигаюсь? На что тот лукаво усмехнулся в усы и успокоил меня: