Первый воин
Шрифт:
«Мир не заметил моего отсутствия!» – ответила я.
«Не может такого быть. Я вот каждый день его замечаю!» – на дисплее моего телефона высветилось новое входящее.
У меня перехватило дыхание, но я шутливо отписалась:
«Я не сказала, что это плохо!»
Из дальнейшей переписки я узнала, что Лёше назначили дополнительную операцию на ноге, несложную, но ещё немного задерживающую его в больничных стенах. Он рассказал, что к ним приезжало телевидение, снимало репортаж о погибших. Его расспрашивали об Арсении. Университет планирует установить мемориальную табличку. Я сразу же вспомнила об Ангеле. Смог ли хотя бы
Терапевт – пожилая поджарая дама с крупными коралловыми серьгами в ушах и морковной помадой на губах – молча полистала мою карточку, а потом принялась изучать записи доктора Богданова. Она, не поднимая усталых глаз, выписала направление к неврологу, стукнула штемпелем пару раз в карточке и сухо отправила меня прочь.
Перед кабинетом невролога я просидела всего сорок минут, после чего к осмотру преступила бойкая девушка, скорее всего, недавняя выпускница медицинского университета. Посетители нашей поликлиники – люди в основном пожилые, поэтому доверять своё здоровье вчерашней студентке не спешили. Вот она и обрадовалась нестандартному случаю и поболтать пыталась, и провела обследование, и почти не удивилась, когда я отшатнулась от её рук. Невролог только подтвердила рекомендации Фёдора Степановича да разрешила при возникновении тревожных симптомов приходить без талончика и без очереди, а затем отправила отдыхать дома ещё две недели.
К маминому возвращению с работы я приготовила ужин. Дядя Петя так и не появлялся больше, из-за чего меня мучила совесть. Вдруг мои подозрения напрасны и он снова пьёт дома в одиночестве, а я, вместо того чтобы найти ему полезное занятие, трусливо сбежала.
Мама выглядела уставшей, она всегда такая после сильного стресса, будто теряет весь заряд энергии.
– Мам, спасибо за рюкзак! – поблагодарила я родительницу, заваривая нам после ужина травяной чай.
– Ох, Аська-Колбаська, я и забыла совсем, хотели сделать тебе сюрприз! – мама куталась в свой домашний тёплый кардиган.
– А па… Константин… не знаю, как правильно его называть, – смутилась я.
– А как тебе хочется?
– Папа? Отец? – я почесала затылок, тренируясь обращаться к Константину Владимировичу Игнатову. – Папа – это ведь тот, кто тебя растил, да? А отец как строчка в свидетельстве о рождении. Как ты к нему обращаешься?
– Константин, – мама пожала плечами и сделала глоток чая.
– А раньше? – допытывалась я.
– Ась, ну что за вопросы? – мама улыбнулась. – Какое это теперь имеет значение?
– Мам, вы любили друг друга? – набравшись храбрости, спросила я.
– Конечно. Какое-то время мы думали, что влюблены.
– А как понять, что это влюблённость?
– Александра, – мама внимательно на меня посмотрела, – а ты, часом, не влюбилась? В больнице с мальчиком познакомилась? Или кто-то из молоденьких врачей приглянулся?
– Мам, ты как всегда! – я насупилась и начала сердито копаться в вазочке с печеньем. – Я из палаты не выходила почти! Да и какие врачи? Фёдор Степанович, конечно, ещё ого-го, но у него такая очередь из поклонниц! А у Лёши вроде бы девушка есть уже.
– Эх, доченька, любовь – такая сложная штука. Она в один миг всё с ног на голову переворачивает. И её невозможно проглядеть! Однажды появится человек, которого твоё сердце будет замечать даже с закрытыми глазами.
– Мам, а дядя Петя, кажется, в тебя влюблён, – хихикнула я.
– Ась, ты скажешь тоже! – мама чуть не подавилась чаем.
– Почему он не женится тогда? Почему семьи у него нет, кроме нас?
– Дочь, поверь, мы тут совершенно ни при чём. У Пети сложная жизнь была.
– Тогда почему ты больше не выходишь замуж? – не унималась я. – Ждёшь отца?
Мама рассмеялась в голос:
– Ась, ну честное слово, фантазия у тебя! Я встречалась несколько раз с мужчинами, ничего серьёзного не вышло. Только к моменту, когда ты подросла, мне уже не хотелось никого пускать в наш с тобой мир. Я находила изъяны в человеке, прежде чем между нами успевало возникнуть что-то серьёзное.
– Мам, ты ведь такая красавица! В твоём возрасте женщины ещё даже рожают! – ненавязчиво намекнула я Ольге Александровне, что можно и поактивнее искать спутника жизни.
– О нет! Спасибо! – запротестовала мама. – Мне одной Аськи-Колбаськи предостаточно! А ты вообще поменьше слушай меня. У тебя своя дорога, свой опыт, мои грабли тебе ни к чему.
– Мам, ты хотела раньше, давным-давно, чтобы отец вернулся?
– Я больше всего на свете боялась, что он вернётся и заберёт тебя.
– А сейчас?
– А сейчас, – мама ласково улыбнулась, – я знаю, что не потеряю тебя ни при каких обстоятельствах!
Я решилась обнять маму не только для того, чтобы её поддержать, но и чтобы заглянуть поглубже в то, что она сказала. Мне стоило неимоверных сил удержать равновесие при ударе молнии в висок.
По тёмной дождливой улице шли двое: хрупкая, точно тростинка на ветру, мама и крейсер Константин Игнатов. Они остановились перед дверью подъезда. Мама лишь один-единственный раз взглянула на своего спутника и опрометью скрылась в сумраке под козырьком. Отец некоторое время смотрел ей вслед, а потом улыбнулся сам себе и побрёл к стоявшей неподалёку машине.
Картинки снова рассыпались на десятки копий. Почти все сводились к одному: молодой бизнесмен ухаживает за стеснительной студенткой, провожает её домой после занятий. Она отказывается принимать знаки внимания от него, что ни в коем случае не уменьшает энтузиазма мужчины.
Но самая яркая картинка будто звала меня. Мама и дядя Петя на кладбище, плечом к плечу. На деревянном кресте, что устанавливают на свежую могилку табличка «Кирсанова Зоя Евгеньевна». Мама тихонько берёт друга за руку, их пальцы переплетаются, кажется, только хрупкая мамина ладошка и удерживает его на ногах. Смена картинки. Тёмная гостиная, мама закончила мытьё целой горы посуды после поминок и складывает утварь в сервант, дедушка Саша и дядя Петя расставляют мебель по местам.
– Дочь, я к нам в холодильник часть продуктов приберу, – говорит дедушка, – сообрази Петьке чайку горячего с мёдом.