Первый воин

Тилова Рина

– Не родственники, в больнице и познакомились, – ответила я нервно, ёрзая, как на допросе.

– Что же, плечо ваше пока подержим в фиксирующей повязке, анализы неплохие, но я знаю, что мы можем лучше, – бормотал Богданов, скорее всего, для себя. – Так, а давление и ЧСС где? – доктор настойчиво листал карточку: – Так, я им устрою! Ребёнок трое суток в больнице, а давление никто не контролирует!

– Я в норме, – почему-то начала оправдываться, не хотелось, чтобы из-за меня влетело этим приветливым девушкам.

– В норме, – проворчал Фёдор Степанович и направился к выходу из палаты, где уже более грозным тоном строил персонал.

Через

несколько минут он вернулся хмурый с тонометром в руках, за его спиной мельтешила молоденькая медсестра Лидочка:

– Фёдор Степанович, я сейчас всё измерю и заполню карточку!

– Измерит она, скройся с глаз моих! Найду ещё одного такого пациента, до конца недели дежурить будешь! – отчитывал он подчинённую. – Развели балаган!

Доктор немного резче, чем я ожидала, нацепил манжету тонометра прямо поверх моей пижамы и неожиданно коснулся пальцами моего запястья. Электрический разряд не заставил себя ждать. Наверное, я была к нему почти готова.

Выхватить силуэт Богданова из хаоса движущихся перепутанных картинок было проще, чем в прошлых глюках. Фёдор Степанович бежал по переполненным больничным коридорам. Свет ярких лампочек мигал в беспорядочной какофонии. Доктор резко остановился у распахнутых дверей приёмного покоя. Несколько секунд он пытался отдышаться, не поднимая взгляда, точно заранее знал, что увиденное изменит всё. Он вытер широкой ладонью мокрый лоб, набрал полные лёгкие воздуха и, наконец, поднял глаза. Мне показалось, что мгновение узнавания длилось века. Мне показалось, я видела, как что-то вдруг сломалось в выражении лица мужчины. Я смогла рассмотреть только его профиль, освещённый яркой люминесцентной лампочкой. Фельдшер скорой помощи на ходу зачитывал анамнез. Секундная заминка, лишь мгновение сомнений и снова стремительный бег. Фёдор Степанович чётко и коротко раздавал указания по поводу операционных и состава хирургической бригады, будто мужчина решился победить само время. А потом случилось странное: картинка поблёкла. Она будто распадалась на множество схожих кадров, отличающихся друг от друга незначительной деталью эдаких «реплик». В одних доктор шагает внутрь предоперационного помещения и приступает к подготовке. В других широкая спина хирурга бессильно поникла, а рядом, на дисплее кардиомонитора, несколько прямых разноцветных линий. В каких-то Богданов посреди коридора делает непрямой массаж поступившему пациенту, пока кто-то из врачей его не останавливает. В самых тусклых хирургическая бригада борется за чью-то жизнь у операционного стола. Но вдруг среди сотен кадров появился один – самый яркий. Фёдор Степанович в своём кабинете достаёт из ящика стола пузатую бутылку коньяка. Плеснув немного алкоголя прямо в кружку с давно остывшим кофе, берёт в руки телефон. Мужчина долго смотрит на него, затем набирает номер и произносит:

– Влад, ты должен приехать. Отцу не говори. Стаса в мой кабинет.

– Александра! Эй, Саша! – словно из-под толщи воды послышался бас Богданова. Он скомандовал кому-то очень громко: – Лида, бегом ко мне!

И в тот же миг выпустил моё запястье.

– Фёдор Степанович, – судорожно произнесла я, пытаясь отдышаться, – я в норме, в норме! Простите!

Доктор нахмурился и не поверил моим словам:

– У тебя давление подскочило и пульс зашкаливал! Тут гипертоническим кризом попахивает!

– Я… Я… – пыталась придумать убедительную ложь, – меня пугают прикосновения

посторонних людей, детская травма. Вот смотрите: сейчас через пять минут я сама давление измерю и всё будет хорошо, – выпалила я первое, что пришло в голову.

В палату влетела та самая молоденькая медсестра Лидочка, которую Богданов отчитывал; она держала в руках увесистый чемоданчик.

– Ну-ка, проследи за мной, – доктор поводил у меня перед глазами фонариком. – В ушах шумит?

– Нет. Я в норме, – с тем же упрямством повторила я.

– Людмила, измерь давление барышне! – игнорируя мои заверения, строго приказал Фёдор Степанович.

– Нет! – я вскочила с кровати и сделала несколько быстрых шагов подальше от медиков.

И тогда я впервые услышала голос в своей голове. Очень тихий, спокойный. Голос будто знал, что может меня напугать:

«Пусть наденет перчатки!»

– Перчатки, – еле выдавила из себя, поправляя сползшие набок очки, – пожалуйста.

Я вспомнила, что утром девушка из лаборатории была в медицинских перчатках. Галлюцинации из-за прикосновений к открытой коже.

– Лидочка, – уже более спокойным тоном произнёс Богданов, – будьте любезны, наденьте перчатки перед процедурой.

Девушка беспрекословно выполнила указание и забрала из рук начальника тонометр.

Я с недоверием вернулась к своей постели. Не сводя взгляда с ладоней медсестры, села на самый краешек. Она же, в свою очередь, медленно направилась ко мне, точно опасалась реакции буйного пациента.

Богданов отошёл на несколько шагов, сложил руки на груди и вкрадчиво спросил:

– Сашенька, а к вам психолог давеча не заглядывал?

– Заглядывал, – подтвердила я, не спуская глаз с рук Лидочки.

– Надеюсь, вы побеседовали? – уточнил Фёдор Степанович.

– Немного, – ответила я сумбурно.

– Как давно у вас эти симптомы? – взгляд доктора говорил о том, что он не поверил моим словам.

– Дня три…

– То бишь после трагедии? – догадался Богданов.

– Да, – ответила я коротко.

– Ясненько. Головные боли беспокоят? Может, чувство сдавленности в груди, дышать сложно бывает? – продолжал он допрос, а сам что-то разглядывал в окне.

– Нет.

– Дезориентация?

– Нет, – уже резче ответила я.

– Ясненько. К вам сегодня психолог заглянет, не сочтите за назойливость, побеседуйте с профессионалом.

– Может не надо? – мне хотелось захныкать как маленькой девочке.

– Позвольте вы бедному доктору с юными девами пообщаться, а то у него сплошной алкоголизм да депрессии!

– Ладно, уговорили, – сдалась я.

– Вот и чудненько! Лидочка, что там у нас на приборах? – между делом поинтересовался Богданов.

– Как космонавт, – залилась румянцем довольная девушка.

– Сашенька, завтраки не пропускайте, пожалуйста, вам окрепнуть не помешает.

Фёдор Степанович собрал рассыпавшиеся из моей карточки бланки и твёрдой походкой направился к выходу, а за ним и Лидочка со своим чемоданчиком.

Я устало плюхнулась на постель. Сняла неудобные очки и засунула их под подушку. Ну вот и всё. Переведут меня прямо отсюда в психиатрическое. И для чего, спрашивается, вселенной нужно было спасать мою сумасшедшую тушку? Если светят мне до конца жизни смирительная рубашка и комната с мягкими стенами. Галлюцинации – верный признак шизофрении. Или, быть может, я тяжёлыми металлами отравилась, или у меня опухоль мозга, или что-то аутоиммунное?