Первый выстрел
Шрифт:
— Ночью, дитятко, ночью!
— И кровь сосет, как упырь или кощей?
— И упырь, и кощей, и сам черт чертович! И не то еще о нем рассказывают. Как такого только земля держит! И как у него руки не отсохнут могилы грабить! Не только золото, серебро выгребет, а даже куска ржавого железа, каминьца и то, ирод, не оставит! Ох, будет ему на том свете, будет. Крестись, бей поклоны! Будешь на нечестивца смотреть — ослепнешь, будешь говорить с ним — отсохнет язык! Чур, чур, чур!
Эти заклинания так перепугали Юру, что,
Юлия Платоновна чуть не силой привела Юру в кабинет. Дмитро Иванович попробовал его обнять, но он отстранился и, по-бычьи опустив голову, сказал:
— Вы грабите могилы, крадете кости и клады!
Дмитро Иванович не рассердился. Он изумленно воззрился на Юру, развел руками и воскликнул:
— Эге-ге, сынку! Где ж ты наслушался таких баек? Ведь это ж старый Бродский говорит так селянам, натравливает на меня баб, чтобы помешать вести раскопки. Уже было раз горячо: собрались бабы вокруг раскопа и камнями чуть не поубивали меня и моих помощников…
Утром, когда Дмитро Иванович уехал, отец рассказал о нем, искателе следов культуры древних народов, живших когда-то здесь.
— Тебе нравятся следопыты? Вот Дмитро Иванович тоже следопыт, только ищет он древности, чтобы рассказать, как жили, чем занимались и что умели люди тысячи лет назад.
Наибольшее впечатление на Юру произвело то, что Дмитро Иванович ездил на верблюде по пустыне, искал и раскапывал древние селения. В здешних курганах — а это могилы вождей и воинов древних племен — находили сабли, наконечники копий и стрел и даже вполне хорошие луки, с которыми скифы охотились на зверей и сражались с врагами. Вот бы Юре такой лук! Об Аришиных проклятиях он уже забыл, но отец напомнил:
— А ты бы попросил прощения у Дмитро Ивановича, — посоветовал он.
Юра надулся и замолчал.
— Сам обидел человека, да какого, и еще смеешь обижаться? А я думал, ты уже научился владеть собой. Если ты человек мужественный, то обещай мне, как только приедет Дмитро Иванович, сразу же попросить у него прощение за грубость.
Юра глубоко вздохнул, но обещал.
Прошел и один день, и второй, и неделя. Алеша торопил с походом к горизонту, а Юра не хотел идти до приезда крестного.
3
Дмитро Иванович приехал через десять дней. Пока он здоровался со взрослыми, Юра успел спрятаться в детской, чтобы не просить прощения. Его звали, но он не откликался. К чаю он появился так, будто встретился с крестным впервые.
Дмитро Иванович сделал вид, что не заметил появления мальчика, и тот был рад этому.
А потом Юра осмелел и, желая напомнить о себе, спросил:
— А как зайцы?
— Не мешай! — строго приказал отец.
И тот сразу понял, почему к нему такое невнимание: отцу не удалось уговорить Бродского подарить
Дмитро Иванович опечалился. Юре стало жалко его, всегда такого шумного, а теперь притихшего.
— Я попрошу прощения, — шепнул Юра после чая отцу, но тот даже не ответил.
Когда гости ушли, Дмитро Иванович уединился в кабинете. Страшась и любопытствуя, Юра чуть приоткрыл дверь и заглянул в щелку. Где же луки, скелеты, золотые украшения, черепа? Он видел лишь сутулую спину. Под ногой Юры скрипнула половица, он замер.
— Я все вижу и тебя вижу. Какой же ты, к черту, лыцарь, — сказал Дмитро Иванович, продолжая писать, — если меня боишься! А я было поверил, что ты не побоялся воевать с Наполеоном.
Юра был поражен. Сидит к нему спиной, а видит! Однако напоминание о том, чего он сам теперь стыдился, рассердило его, и он продолжал молча стоять в дверях.
— Ну чего ты там сопишь? Заходи! — продолжал Дмитро Иванович.
Юра вошел в кабинет и зашипел по-змеиному через выпавший зуб. Это получалось здорово.
— Ты чего сипишь, простудился?
— Это я разговариваю с вами по-змеиному, как Маугли. Я извиняюсь!
Дмитро Иванович повернулся на вращающемся кресле.
— А ты чертячий язык знаешь? — спросил он и смешно сморщил лицо.
— Разве черти разговаривают?
— Ты не знал? Да они так заговорят зубы, что белое за черное примешь. С ними надо умеючи. О! — И он показал указательным пальцем на что-то на стене у потолка за Юриной спиной.
Юра со страхом оглянулся. Это свое излюбленное «О» ученый применял и как знак восклицательный, и как точку, а иногда и как многозначительное многоточие, но почти всегда с оттенками поучительности.
— А вы скажите что-нибудь по-чертячьему!
— Я могу, я все могу, да ведь ты ни черта не поймешь. Ну каких ты, например, чертей знаешь?
Юра начал рассказывать все, что слышал о нечистой силе от бабуси, Ариши и других: как домовые заплетают гривы лошадям, как ведьмы связывают колосья в поле, «перекидываются» в кошек, ходят по ночам доить коров и «портить» их — наводить мор. Больше всего он наслышался о том, как страшно мучают черти в аду лгунов, неслухов, тех, кто крадет сладости, ленится, капризничает.
— Та разве то черти? Так, не зна що! Вот я встречал чертей! Любо-дорого! И не где-нибудь в аду, а на земле — здесь.
Юра с испугом посмотрел на окно, на висевший на стене телефон. И это развеселило Дмитро Ивановича.
— Поедешь со мной по Днепру, через Ненасытец — есть такой порог, где вода ревет и стонет, — там на Днепре водяных чертей полным-полно. Есть старые-престарые, бороды у них зеленые, из водорослей. Есть там и молодые, бойкие хлопцы, и вертлявые дивчатки-ведьмачки — крутятся в пене.