Пёс имперского значения
Шрифт:
Иногда американцы просыпались и наведывались в купе к Александру Фёдоровичу, и партию приходилось откладывать для участия в русской народной забаве под загадочным названием opokhmelka. Такса не приглашали, но он с пониманием отнёсся к причудам столь достойных людей. Тем более случались они всё реже и реже, а продолжительность всё меньше и меньше. Гости быстро доходили до кондиции и уползали по местам, а повеселевший и слегка разрумянившийся председатель возвращался к шахматам.
За такими вот интеллектуальными развлечениями
— Это специально так делается, — пояснил Хаммер, стараясь не дышать на пожилого гарсона, несущего их чемоданы. — Мозг американца устроен так, что в непривычной для него обстановке может попросту выключиться. Поверьте, Александр Фёдорович, Соединённые Штаты никогда не начнут войну с Россией, предварительно не настроив там своих забегаловок и не завалив прилавки магазинов "кока-колой". Солдаты элементарно откажутся идти в бой, если их не будут окружать знакомые с детства вывески и этикетки.
— Забавно, — ответил Беляков, остановившись у двери своего номера.
— Простите, после коньяка меня всегда тянет на философию.
— Ничего. А что вы думаете о русских?
— Я о них не думаю. Они и без меня такого надумают! Русские вообще странный народ. Только вы можете сломать что-то хорошее и вполне нормально работающее, чтобы на этом месте попытаться построить более лучшее. Причём с сомнительной перспективой, что построите вообще, а не бросите на половине, потому как найдёте себе более увлекательное занятие. У вас даже столицы две!
— Три, — обиделся Александр Фёдорович.
— Да, извините, забыл про Нижний Новгород. Петербург — голова России. Всегда что-то придумывает. Москва — это сердце, большое и доброе. Поэтому делает всё не советуясь с другими частями тела. А кошелёк за причуды расплачивается, с завидной регулярностью выступая в роли спасителей от последствий авантюр.
— Это мы можем, — кивнул председатель и взялся за ручку двери. — Значит, завтра едем смотреть завод?
— Мистер Смит обещал прислать машину к часу дня, — Хаммер посторонился, пропуская вспотевшего гарсона, наконец-то дотащившего его чемодан. — Не проспите.
— Постараюсь, — пообещал Беляков и прошёл в номер.
И Такс прошёл. Но не просто, а с чувством гордости за будущий родной город, в котором никогда ещё не бывал, но успел заранее полюбить. И так вдруг захотелось ему совершить хоть что-то героическое, спасти кого, что лапы сами пошли обратно к выходу. Обретённой Родине нужно соответствовать.
— Решил прогуляться перед сном? Назад дорогу найдёшь? — спросил Александр Фёдорович, выпуская четвероногого друга в коридор. — И поосторожнее, пожалуйста. Здесь водятся злые ирокезы и эти… как их там… подлые гуроны. Я в книжках читал.
Последняя информация привела Такса в совершеннейший восторг. Вот он — неведомый враг, от которого нужно всех спасти. И если с гуроном всё было понятно — судя по названию они должны были походить на чёрный и липкий гудрон, применяемый для изготовления асфальта, но как же тогда выглядят злые ирокезы? Но пёс решил потом вернуться к решению этой загадки, справедливо рассудив, что противник обязательно себя обнаружит. Он прошмыгнул к пожарной лестнице, огляделся, не желая попадаться кому-либо на глаза, и выпрыгнул в открытое окошко. В сгустившейся темноте никто и не заметил, как на притихший Детройт упала тень от крыльев отважного спасителя американских городов.
Старый Джимми Хендрикс спокойно покуривал на посту любимую трубочку, вырезанную из кукурузного початка, что было вполне простительно. Ведь он не солдат, а работу свою выполняет на совесть. Да и заключалась-то она в охране трёх громадных цистерн с патокой, стоявших на окраине железнодорожной станции. В отличии от обычных, перевозимых по рельсам, эти являли собой сооружения поистине циклопические, и постоянно приманивали к себе воришек, пытавшихся умыкнуть под покровом ночи ведро-другое сладкого содержимого, чтобы согнать из него недурной самодельный виски.
Но Джимми всегда был начеку, и не оплаченные звонкой монетой попытки пресекал строго. В нынешние тяжёлые времена пожилому, сорокалетнему, негру очень трудно найти хоть какую-нибудь работу, а потерять — проще простого. Вот и сейчас он насторожился, услышав в темноте подозрительные звуки.
— Кто здесь?
Ответом была тишина. А потом звуки возобновились, и на освещённом фонарём пятачке появилось что-то, напоминающее крокодила. Только с ушами. Таких зверей Хендрикс ещё не встречал.
— Ты кто?
Неведомое существо не ответило, а стремительно бросилось вперёд. Выстрел в ночи показался нестерпимо громким и ярким.
Такс издалека приметил курившую трубку фигуру с большим ружьём, отдалённо напоминающую человеческую, и теперь размышлял, подходит ли тот под определение гудрона. И если да, то насколько подлого? По внешнему виду вроде бы вполне соответствует. Чёрный, страшный, и прячется в темноте, вынашивая коварные планы. Пёс решил подойти поближе. Предполагаемый противник насторожился и выкрикнул грязное ругательство. Ничем иным это его "ху ар ю" быть не могло. Несомненно гудрон. И обязательно подлый. С которого места приступить к спасению мирно спящих жителей?
Защитник американских городов вышел под свет фонаря и пригляделся к врагу. Похож на обычного медведя, вставшего на задние лапы. И что тут думать, если технология охоты на них уже неоднократно опробована? Такс с разбегу ухватил противника за самое уязвимое место, и гудрон от испуга выстрелил. Заряд крупной дроби ударил в цистерну, но не пробил её, а только заставил загудеть. Показалось даже, что исполинская ёмкость задрожала от пробежавшей волны.
Над головой что-то хлопнуло пистолетным выстрелом и с визгом унеслось в ночь. И ещё раз. Пёс разжал челюсти и отпрыгнул в сторону. Видимо на помощь к врагу спешили злые ирокезы. Но нет, вот злодей посмотрел вверх и опять заорал. На этот раз, если Такс правильно перевёл с американского, про заклёпки.