Пес с ушами-крыльями
Шрифт:
Желанный припадок не приходил.
«Бешенство, бешенство». – луна плывет над акациями, буквы вырезаны на ее гладкой восковой поверхности. Барон толкнул дверь и вышел на крыльцо.
Один больной пес – вся свора пропала.
Из темноты выступила женская фигура. Глаза смотрели сухо.
– Посмотри на себя, Иерон, – сказала она. – Ты стал сентиментален. Когда-то ты не проронил ни слезинки над могилой нашего сына, сейчас плачешь над собакой. Ты жалок.
– Прости меня, Пенелопа, – сказал барон, тяжело опускаясь на мрамор. – Я очень обидел тебя. Я знаю. Если тебе не трудно,
– Везут, мой господин, – сказал лейтенант от окна.
Иерон откинулся на подушку. Не успел сбежать, значит. Хорошо.
Великий Эсторио выглядел бледным, но держался неплохо. С достоинством. Увидев барона, лежащего на кровати, жонглер замер на мгновение, затем низко поклонился.
– Господин барон?
– Кажется, я немного похудел, лекарь? – Иерон закашлялся. Виски сводило в предчувствии скорого приступа. Барон еще днем приказал убрать из комнаты любые цветные вещи, чтобы потянуть время. Но, кажется, времени уже не осталось – запах горелого воска стал невыносим. Проклятые краски скоро просочатся под дверь или в щель окна. Уж они придумают, как это сделать. Темно-красный или оранжевый. Или желтый. Да, желтый хуже всего.
Жонглер подошел и сел рядом с кроватью, деловито взял барона за запяcтье. Иерон слышал, как в висках бьется сердце. Какая у меня худая рука, надо же, думал он. Это точно моя рука?
– Давай свое лекарство, лекарь, – сказал барон, не выдержав. – Слышишь?
Эсторио молчал, отсчитывая удары. Так же молча достал трубку и стал слушать дыхание барона. Он же жонглер, подумал Иерон в раздражении, какого черта он делает? Зачем ему эти лекарские штучки? Еще бы на латыни заговорил, честное слово…
Наконец, жонглер закончил.
– Где твое лекарство, лекарь?!
Эсторио покачал головой. Увы.
– Поздно? – барон прикрыл глаза, усилием воли не давая краскам обостриться. – Жжжаль. Тогда беги, лекарь! Я тебя прошу. Очень быстро беги – до самой границы. И дальше. Иначе, когда припадок закончится, ты увидишь перед собой разочарованного тирана… Ты когда-нибудь видел разочарованного тирана, лекарь? Это жуткое зрелище. У нас, тиранов, отвратительный характер. Мы брызжем слюной и велим страшно пытать любого, кто посмел нас разочаровать. Возможно, мы даже пожелаем содрать с ублюдка кожу. Или посадить негодника на кол… как тебе это понравится?!
Великий Эсторио молчал.
Барон прикрыл глаза ладонью. Медленно выдохнул.
– Ничего, – сказал он. – Все хорошо, лекарь… Позови сюда Перегорио.
– Мой господин, – сказал голос от дверей.
– Через полчаса мы выезжаем, лейтенант. Приготовьте лошадей.
– Я дам вам укрепляющее, – сказал Эсторио, когда лейтенант вышел. – Я… я хотел бы сделать больше… Я…
– Ты все сделал правильно, лекарь.
– Не называйте меня так.
– Почему? – барон выпрямился на кровати. – Почему я не должен этого делать?
Эсторио стоял бледный.
– Отвечай, лекарь! – властность хлестнула, как плетью. Жонглер ссутулился.
– Я… потому что я…
– Потому
– Вы знали?! – жонглер выглядел потрясенным.
– Конечно. Неужели ты думал провести человека, который лгал полжизни? А другие полжизни скармливал виселице насильников, воров и мошенников? Я с самого начала это знал, лекарь.
Молчание.
– Вы меня убьете?
– Кажется, на этом вопрос я уже отвечал. Не заставляй меня скучать.
В глазах жонглера появилось понимание. Молодец, умный мальчик.
– Что мне делать?
– У тебя хорошие глаза, – сказал барон, – ты многое ими видишь. Именно поэтому ты до сих пор жив. Ты рассказывал мне о проклятье, ты думал, что складно врешь… ай, складно! хотя на самом деле говорил правду. Вот ирония, а? Мошенник, плут! А чувствовал сердцем. У тебя талант, лекарь. Но есть ли у тебя шанс? Как думаешь?
Жонглер выпрямился.
– Я… я научусь.
– Мало. Еще одна попытка.
– Я очень хорошо научусь. Я стану настоящим лекарем, клянусь!
– И этого мало. – барон смотрел в упор. – Ну, какой из тебя лекарь? Смех один.
– Да пошли вы!
Несмотря на подступившую боль, Иерон засмеялся.
– Наконец-то правильный ответ.
– Ты меня оплакиваешь, лекарь? Не надо.
– Не вас. Хорошего человека, которому плохо.
Барон засмеялся – хриплым каркающим смехом, тут же остановил себя. Слишком уж похоже на рыдание. Он облизнул сухие губы. Тело опять стало чужим и неподатливым – «болван» на костяке. Марионетка на пальце из раскрашенного ящика. Интересно, какая из масок – моя? Разумеется, Барон? Или Убийца? Я ненавижу убийц.
– Прощай, лекарь. Лейтенант!
УБИЙЦА (вытирая нож)
Мне неприятно об этом говорить, господин барон, но вы умираете.
БАРОН молчит, дурак.
Глаза у него были молодые – словно лицо старика, как оболочка, надета на гусеницу и скоро вылупится бабочка. А под коконом скрывалась не бабочка, там было нечто серое и бесформенное. Никакое.
Иерон посмотрел на «мотылька», на украшенный серебром пистолет. Забавно. Выйти живым из драки с ландскнехтами, чтобы нарваться на засаду рядом с уборной. Хорошо, хоть облегчиться успел. Славная была драка. Почти как в прежние времена. Это же надо – встретить в такой дыре приятелей Вилли Резателя, повешенного с год назад! Хотя, с другой стороны, где, как не в такой «дыре», их можно встретить?
Кажется, пора подавать реплику? Так выражаются актеры?
Он сказал:
– Я не люблю наемных убийц.
– А каких убийц вы любите, барон? – парировал человек с пистолетом.
Иерон молчал. В полутьме сарая его лицо казалось вылепленным из гипса – убийца тоже медлил, ожидая, видимо, какого-то подвоха от пленника. Тогда барон сам шагнул на табурет.
– Как это надевается? Так?
Убийца кивнул.
Веревка оказалась шершавой и грубой – такая обдерет горло, ничего, наплевать, нашел о чем думать. Барон подтянул узел, чтобы веревка плотнее прилегла к коже.