Пёс
Шрифт:
— Так хорошо дома! — тоскливо прошептала она, и вдруг резко встала. — Пора идти — семья ждет меня.
Она быстро вышла. Едва уловимый аромат шлейфом тянулся за ней — аромат отчаяния.
***
Прошла неделя. Береника вернулась к прежней жизни. Она возилась с племянником, гуляла с королевой, болтала с братом, когда тот не был занят. Только Барклая она избегала. Чувствуя это, он старался не показываться ей на глаза. Но долгими зимними ночами, неподвижно глядя в темноту, он по-прежнему видел ее светлое лицо, и предчувствие беды, предчувствие, знакомое всем псам — предчувствие расставания, охватывало его с такой силой, что он впивался зубами в подушку, чтобы не завыть от тоски.
На исходе второй недели Береника попросила короля об аудиенции.
— К чему эта официальность? — удивился тот. Она промолчала.
Вечером, сидя у жарко натопленного камина, он чувствовал, что замерзает.
— Когда-то в этой самой комнате ты просил выслушать тебя, — стоя у окна, говорила принцесса, — теперь я прошу тебя о том же и, пожалуйста, не пытайся меня остановить… Я долго думала над тем, что произошло. Не хочу делать вид, будто это не оставило шрама на моем сердце или забыто. Хотя казалось возможным — забыть унижение, которое я испытала, не произносить вслух горькие слова, которые ты сейчас услышишь, не мучить тебя. Но человек, покусившийся на мою честь, не нуждался в ней. Он метил гораздо дальше. Не много удовольствия соблазнить уродливую женщину, но это приобретает смысл, если она — родная сестра царствующего монарха.
Король возмущенно вскочил, но она резко вскинула руку:
— Сядь! — приказала властно и он, как в детстве, повиновался ей. — Знаешь, чего я больше всего испугалась тогда? — продолжала она.
С удивлением и все возрастающим ужасом он наблюдал за мрачной решимостью, проступавшей на лице его прежде кроткой и ласковой сестры.
— Не того, что он опозорит меня или сделает больно, нет! Я испугалась себя! Пусть я некрасива, но я — женщина и мне уже достаточно лет, чтобы при ином повороте судьбы узнать, что же такое любить и быть любимой. Я испугалась однажды подчиниться сладостным мечтам, взлелеянным любой женщиной в тайном уголке сердца, и совершить непоправимое. Я боюсь этого, брат мой, боюсь, полюбив недостойного человека, поднять его до положения королевского родственника и дать ему ту власть, коей в полной мере обладаю сама. Страшно подумать, что было бы, если бы Роктор… — она запнулась и покраснела, — …если бы ему удалось задуманное!
Потрясенный король не мог произнести ни слова.
— Знаешь, — печально продолжала принцесса, — все повторяется в Подсолнечном мире. И подобное может случиться снова. Ошибку могу совершить уже я сама, сломленная одиночеством. Я этого не хочу и поэтому… — она подошла к креслу и, опустившись перед братом на колени, взяла его холодные руки в свои, — я прошу у вас, Ваше Величество, брат мой, позволения уйти в монастырь.
Король словно опомнился ото сна. Он сгреб сестру в охапку и прижал к себе.
— Нет! — задыхаясь, произнес он, — Ты не можешь заживо погрести себя…
— Взгляни на меня, — спокойно перебила она, — я погребена с рождения.
Он в отчаянии зарылся в копну душистых волос, но что-то было не так и, отпустив сестру, он медленно, одну за другой, вытащил шпильки из ее прически. Короткие кудряшки цвета светлого меда рассыпались по ее плечам. Она с болью смотрела на него.
— Ты все решила! — прошептал он. — И тебя уже не остановить, да?
— Даже если ты запретишь мне — я ослушаюсь, — тихо ответила она. — Я представляю опасность для тебя и твоей семьи, для всего королевства! Соедини одинокое сердце с человеческой подлостью, и получишь взрыв, способный поколебать устои трона.
— Боже мой! — король с ужасом чувствовал, что теряет ее. — Послушай себя, что ты говоришь! Все гораздо проще и я никогда более не допущу ничего подобного…
— Но ты не властен над сердцем женщины! И над человеческой подлостью. Все решено, брат. Я должна уйти, хочешь ты этого или нет. Прости…
Она быстро вышла из кабинета, не оглядываясь на короля, закрывшего лицо судорожно прижатыми пальцами.
Проваливаясь в снег, которого за первые дни зимы нападало уже достаточно, принцесса с трудом добралась до псарни. Она едва сдерживала слезы.
Небо потемнело. Свинцовые тучи делали ночь еще более темной. Поднимался ветер и его завывания, и быстро бегущие облака, и колкий снег предвещали метель.
Из двери пахнуло сеном и теплом. Береника быстро проскользнула внутрь. И застыла у порога, на обращая внимания на собак, поднявших у ее ног радостный визг. Она смотрела на Барклая, растерянно поднимающегося с пола, где он только что играл с собаками и раздавал им разные лакомства.
— Ваше высочество! — глухо произнес он. — Простите, что помешал вам.
Принцесса перевела дыхание, прогоняя набежавшие слезы.
— Это ты прости меня, Барклай, — сказала она, — я не знала, что ты бываешь здесь.
— Как же иначе? — криво улыбнулся он. — Ведь это мой дом.
Она покачала головой.
— Твой дом давно уже не здесь, а в замке, но место твое, как и прежде, рядом с королем. Ты нужен им, верный друг! И когда-нибудь я еще буду гордиться знакомством с тобой, ибо ты станешь одним из самых выдающихся умов королевства.
— Почему вы говорите со мной, будто прощаетесь? — голос его дрогнул. — Вы ведь не оставите замок, правда?
Береника отвела взгляд.
— Вы не можете покинуть семью! — заторопился он. — Вы нужны им!
— Я устала… — прошептала она. И пошатнулась. Мертвенная бледность покрыла ее лицо.
Бросившись к ней, Барклай усадил ее на солому, и встал рядом на колени, пытливо заглядывая в глаза. Он так забавно смотрел на нее, склоняя голову то к одному плечу, то к другому, что она невольно улыбнулась.
— Я не стану ничего объяснять, — мягко произнесла она, — если король сочтет нужным — он скажет сам.
— Значит, вы уезжаете? В ту далекую поездку, о которой говорили? Но я-то поеду с вами!
— Нет.
— Почему?
— Там не место мужчинам.
— Не место?… — он нахмурился и вдруг понял. Краски исчезли с его лица. — Вы уезжаете туда, где люди, собравшись вместе, ищут Бога? Вы… — он запнулся, подыскивая слова. — Вы уезжаете, чтобы тоже найти Бога, но зачем? Помните, вы говорили мне о божьей искре в каждом из нас? Бог сам нашел вас и в вашей душе он видит не искру, но пламя. Вы созданы им, чтобы творить добро, несмотря на то, что жизнь ваша полна испытаний. Я не видел человека, прекраснее вас и более одинокого, чем вы. Я знаю, что говорю! Может быть по-другому, но я тоже чувствую одиночество, словно стою на пустынном берегу, один, а мир с его звуками и красками — на другом, по своей воле отрекся от меня, и между нами бесконечный океан, грозящий гибелью. Вы не должны покидать этот мир! Ведь если вы уйдете — океан превратится в вечность, и я… никогда не увижу вас!… - он потерянно замолчал.