Пёс
Шрифт:
— Двадцать лет и четыре года… — едва шевельнув непослушными губами, произнес Хранитель. — Теперь слушай ты, взывающий, — пылающий кровью взор просветленного остановился на группенфюрере, — слушай внимательно!
— Рон, мне нужен точный перевод! — нервно произнес Виллигут, уловив, что вышедший из транса Ньямару-Джи обращается лично к нему.
— Все снимается на камеру, — успокоил группенфюрера Волли. — Если чего пропустим, просмотрим запись!
— В руках у Будды все:
Добро и разрушенье.
Соединив Начала,
Получишь ты решенье.
Цвет
И тайна распахнется.
Кто ищет, тот обрящет,
Живым домой вернется! — Стихотворным речитативом произнес Хранитель и замолк. Затем он закрыл глаза и замер каменным истуканом.
— Все что ли? Уважаемый, — прикоснулся Волли к плечу Хранителя, — Представление что, закончилось?
— Все! Его дух покинул тело! — вместо просветленного ответил монах. — Каждый получил то, что искал!
— Ну и как все это понимать? — выслушав перевод Шварцвальда, спросил группенфюрера Волли.
— Пророчества не всегда являются прямым руководством к действию, — пожал плечами Виллигут. — В большинстве своем они невнятны и туманны. Мои пророчества тоже не отличались большой ясностью. Подумаем над ним позже. Валеннштайн, сегодня заканчивайте все дела, пакуйте находки — завтра выступаем в обратный путь!
— Так точно, герр группенфюрер!
— Рон, бери монаха, и дуйте за нами в храм, — распорядился Виллигут. — Проясним вопрос с опахалами…
— Сначала вернем просветленного на место! — заартачился монах.
— Скалу хоть не надо двигать? — уточнил Волли.
— Нет, — качнул головой монах. — Ньямару-Джи не трогают животные и насекомые. А после моего возвращения сюда отправиться община монахов… Это святое место не должно пустовать!
— Парни, — скомандовал Волли, — берите старца и перенесите его в нишу!
— Теперь все? — поинтересовался он, когда Хранитель занял свое место.
Монах поклонился просветленному и пошел за штурмбаннфюрером. В храме их уже ждал Виллигут, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу возле статуи Будды.
— Что символизируют эти опахала? — спросил он монаха.
— Это символы, — Шварцвальд синхронно переводил неторопливое объяснение проводника. — Свастики в руках Будды символизируют начала борьбы и созидания. Они разносторонние…
— Стой! — неожиданно прервал Шварцвальда Виллигут. — Повтори, что ты сейчас сказал!
— Свастики в руках Будды, — послушно повторил переводчик, — символизируют начала борьбы и созидания.
— В руках у Будды все:
Добро и разрушенье! — возбужденно произнес Виллигут. — Соединив начала, получишь ты решенье… Это же подсказка, руководство! Вот Будда, в его руках свастики — начала борьбы и созидания! Созидание, это всегда Добро! Борьба — это передел, это революция! А какая революция обходиться без разрушений? Значит разносторонние свастики — это начала… Волли, ну-ка попытайся совместить опахала, наложить их друг на друга!
Штурмбаннфюрер заскочил на колени позолоченного истукана, дотянулся до опахала и легко сдвинул его в сторону.
— Похоже, что ручки на шарнирах, — предположил он, двигая второе опахало.
Едва только Волли
— Черт подери! — выругался Волли, пытаясь их разъединить. — Они словно приросли друг к другу!
— Начала соединились, — прошептал Виллигут. — Как там дальше?
— Цвет жизни повернешь, и тайна распахнется, — подсказал Шварцвальд.
— Ты уверен, что все правильно перевел?
— Слово в слово, герр группенфюрер!
— Цвет жизни… Цвет жизни… — задумчиво бормотал Виллигут.
Волли тем временем слез со статуи и подошел к группенфюреру.
— Забавная фигура получилась, — произнес он. — Похоже на железный крест, либо на угловатый цветок.
— Цветок!!! — вскричал Виллигут. — Цвет жизни — может быть обычный цветком! Волли, попробуй повернуть цветок!
Волли вновь забрался на истукана, схватил руками поперечные балки свастик, словно штурвал и без усилий провернул фигуру по часовой стрелке вокруг своей оси. Храм содрогнулся, откуда-то сверху на голову людям посыпалась пыль и мелкий мусор. Пьедестал, на котором восседал Будда, съехал в сторону, открывая темный провал из которого пахнуло промозглой сырость. В темное чрево подземелья вели выщербленные каменные ступени.
— Вот это номер! — воскликнул Волли, заглядывая в темноту.
— А ларчик просто открывался, — прошептал Виллигут. — Поздравляю, господа офицеры! — торжественно произнес Виллигут. — Возвращение отменяется! Волли, сообщи об этом штандартенфюреру! Завтра с утра нам предстоит побывать там, куда уже давно не ступала нога человека!
Мощный луч фонаря выхватывал из темноты сочащиеся влагой стены мрачного коридора, уводящего исследователей все глубже в недра Гималайских гор.
— Интересно, — произнес Волли, — долго нам идти? Ведь аккумуляторы сядут рано или поздно… А в темноте сильно не разгонишься!
— Ничего страшного не с тобой не случиться! — возразил Валеннштайн. — Пакли для факелов вдосталь. Есть несколько керосиновых ламп. Можем бродить по этим пещерам хоть месяц! Главное, чтобы хватило провизии и воды.
— И насколько нам хватит провианта? — решил прояснить Волли.
— Если не шиковать, — ответил хозяйственный штандартенфюрер, — недели на две. Ты думаешь, почему группенфюрер распорядился взять с собой лишь пятерых бойцов «Эдельвейса»?
— А чего тут думать? Хавчика сколько сэкономим!
— Ну вот, ситуацию понимаешь! — обрадовался Валеннштайн. — Так что солнышко мы увидим в лучшем случае дней через десять, не раньше!
Первое время солдаты шли, весело переговариваясь между собой. Но по прошествии нескольких часов шуточки куда-то улетучились, уступив место угрюмой задумчивости. Волли иногда казалось, что эта бесконечная лестница ведет прямиком в ад, к исходящим паром котлам и раскаленным сковородкам. Темнота плохо действовала на людей. И ощущение нависших над головой миллионов тонн грунта, не прибавляло веселья. Через десять часов после начала спуска Виллигут распорядился: