Песчаная война
Шрифт:
Кое-кто уже попытался воплотить в жизнь мысль о костре, однако настроение собравшихся поменялось, и всем, в общем-то, стало лень чем-либо заниматься. Зачем, если пить можно и так, жарить или печь все равно нечего, а про игры, наподобие прыжков через пламя, никто, к счастью, не вспомнил?
Или просто до сих пор хватало идущего с моря запаха гари, чтобы добавлять к нему новый?
Тем более часть людей была привычна и не к такому, а света звезд хватало, чтобы разлить благодатную жидкость по разномастной посуде. Не слишком здесь и сейчас уютно, кое-кто даже порою испытывал определенную тревогу, но лучше уж в компании и со спиртным, чем томиться в темном номере, ожидая непонятно чего.
Впрочем, по мере продолжения импровизированного банкета настроение заметно улучшалось. Как бывает обычно во времена массовых гулянок. Тут даже был определенный колорит и определенная романтика, которая, как известно, обязательно предполагает какие-нибудь трудности.
А что? Едва ли не заброшенный отель, мрачные темные корпуса, запах гари, ни лучика света… Язык не повернется назвать подобное прозой жизни.
Люди появлялись из мрака и уходили во мрак. Может, те же самые, может, каждый раз новые. В какой-то миг Юрию показалось, будто он чокается с давешним белобрысым прибалтом. А было ли – кто ж помнит? И темно, и голова отнюдь не блещет ясностью…
Как-то сами собой посреди мужчин появились какие-то девицы, но вспоминалось все это уже смутно. Тем более что под хорошей долей алкоголя и в полном мраке ни лица, ни фигуры разобрать было невозможно.
Память сохранила лишь разрозненные картинки веселья. Вроде бы какой-то мужчина сжалился над проблемами художника и предложил бумагу, невесть каким образом оказавшуюся в числе багажа. Откладывать получение щедрого дара на завтра Юра не захотел, достаточно сказать – завтра неведомого благодетеля можно попросту не признать.
И они пошли куда-то к корпусам, только в темноте непонятно, к какому из них?
Кажется, по дороге мужчины немало блуждали, несколько раз попадали не туда, стучались в какие-то двери, другие пытались открыть ключом, но ключ не то не подходил, не то владелец просто не мог попасть им в замок, а уж удалось ли найти искомое, осталось тайной за семью печатями.
Во всяком случае дальше у Юрия был полный провал в памяти, и следующее воспоминание касалось возвращения к продолжающим гулять приятелям.
Доброхот-меценат куда-то пропал, и художник брел один. Набрел, только вокруг все упорно пшекали, будто за время отсутствия Семецкого успели выучить польский язык.
Напрасно Юра так хорошо подумал о людях. Никто ничего не учил, и вообще, люди приезжают на курорты отдыхать. Здесь действительно собрались самые натуральные поляки, впрочем, многие их них худо-бедно владели русским языком, и художнику было налито, после чего он вроде кричал:
– Почему вы все время с нами ссоритесь? Почему?!!
Хорошо, ругаться всерьез с ним никто не стал. Кажется. А ведь могли бы!
Потом наступил полнейший провал в памяти, и дошел ли Юра до прежней компании, сказать он не мог.
Утро оповестило о своем приходе гулом с небес. Люди выползали из номеров, зачастую – чужих, в которые их занесло ночное гуляние, кто-то вообще проспал снаружи, отчаявшись попасть под прикрытие стен или же просто не дойдя до постели. Зато теперь достаточно было поднять голову и искать глазами источник незапланированной побудки.
Звуки дробились, рикошетировали эхом от стен, и складывалось впечатление, будто неведомые летательные аппараты идут к отелю со всех сторон.
Но вот в небе появилась пара низко идущих вертолетов, таких же, какие уже эвакуировали отсюда граждан заморской страны. Геликоптеры едва перемещались, будто разглядывали что-то на близкой земле.
– Мы здесь! – радостно завопил кто-то и принялся размахивать руками.
Крик поддержали те, кто был расположен кричать или же решил, что долгожданная помощь уже прибыла.
Чуть дальше над сушей почти сразу обнаружилась другая пара вертолетов, а затем между толстяками замаячили два более вытянутых хищных силуэта вертолетов явно иного назначения.
– Э-э-эй!!!
Какой-то мужчина сорвал с себя майку и принялся крутить ею, словно флагом.
Вертолеты почти зависли, будто люди внизу были услышаны, и теперь оставалась сущая мелочь – посадка на землю и погрузка застрявших в некогда благодатных местах горе-отдыхающих.
Между корпусами разыгрывалась картина, достойная того, чтобы войти в летописи многочисленных робинзонад. Наиболее пылкие кричали, свистели, размахивали какими-то тряпками, даже подпрыгивали, словно стараясь подобным способом оказаться поближе к спасительным вертолетам. Так, наверное, вели себя моряки, с год находившиеся на необитаемом острове, при виде далекого паруса на горизонте.
Хотя хватало и тех, кто просто стоял и смотрел, чем закончится дело.
– Я же говорила: за нами прилетят! А ты – пойдем, пойдем! Хороши бы мы были! – кричала Ирина супругу. – Что стоишь, собирайся!
– А что собирать? – Николай поддался всеобщему возбуждению, однако не утратил полностью способности думать. – Вещей-то у нас нет. Да и не уместимся мы все в два вертолета. Посмотри, сколько народу!
Кто-то уже вытащил заранее собранные сумки, но большинство продолжали орать в ожидании долгожданного момента.
Один из вертолетов снизился еще больше, завис практически над самой землей, но затем совершенно неожиданно взмыл и пошел прочь. Его напарник, как привязанный, двинулся следом, и через минуту лишь отлетающий от стен гул напоминал о помаячившем надеждой видении.
– Суки! Куда?!
Крик, увы, остался без ответа. Да и не обязаны летчики отчитываться в своих действиях перед штатскими, к тому же – перед гражданами чужих государств.
– Сволочи! – взвыла Ирина. – Какие сволочи!
Но завывания были прерваны далеким треском, в котором даже дилетанты без особых усилий признали стрельбу.