Песенка для Нерона
Шрифт:
Я кивнул.
— Я могу спровоцировать их сжечь мои сараи и вырубить виноградники, — сказал я. — А может, даже переломать мне ноги или отрубить правую руку.
— Как угодно, — сказал он. — Детали я оставляю на твое усмотрение. Но всем известно, что ты от рождения трус, поэтому, может, не стоит заходить так далеко. Ровно настолько, чтобы получилось достоверно. Думаю, мне надо надо оторваться по крайней мере на четыре дня — после этого, даже если они выяснят, на каком корабле я уплыл, то не смогут догнать меня посуху. А, и еще мне нужны деньги, конечно, смена одежды и все такое.
Я посмотрел на него.
— Можешь
Он только кивнул.
— Тот работник, которого я видел, — сказал он. — Он примерно моего размера. Наверное, его шмотки мне подойдут, я не брезгливый.
— Ты ублюдок, — сказал я. — Ты самовлюбленный тупой козел.
Этого он не ожидал.
— Да что я такого сделал? — жалобно сказал он.
— Ох, да ради всего святого, — сказал я. — Ты появляешься в городе, практически восстав из мертвых — и как ты меня встречаешь? Да знать меня не желаешь, вот как. О нет, типа, ну ладно, пару минут я могу на тебя потратить, а лучше заскочи попозже, сейчас мы с моим новым дружком Филократом страшно заняты, так что проваливай. Ты слышал, что он сказал? — добавил я в бешенстве. — Он назвал меня фермером! Кто этот фермер, сказал он, и это при том, что я стоял тут же!
Луций Домиций удивился.
— Но ты же и есть фермер, — сказал он.
— Это не... — я подавил желание заорать на него. — Дело не в этом, — сказал я. — Дело в том, что ты возникаешь и обращаешься со мной, как будто от меня воняет, а теперь ты хочешь, чтобы я позволил римлянам себя запытать ради того, чтобы ты успел сбежать. Ну так вот: пошел ты в жопу, потому что я не собираюсь этого делать. Ни за что, — добавил я на тот случай, если он еще сомневался.
Он нахмурился.
— Дурацкая позиция, — сказал он. — Давай будем реалистами. Они явятся сюда, а сюда они явятся, разыскивая меня — неважно, хочешь ты мне помогать или нет. Возможно, тебя немного поколотят независимо от того, что ты им скажешь. В конце концов, ты прославился на весь обитаемый мир, как неисправимый лжец. Вряд ли они ожидают узнать от тебя правду безо всяких мер убеждения, — он вздернул голову. — Так вот, раз уж это все равно произойдет, ты мог бы с тем же успехом оказать мне услугу. Нет, меня беспокоит только то, насколько ты подходишь для этой задачи. Но мне придется положиться на тебя, потому что больше не на кого. Я только надеюсь, что у тебя получится, вот и все.
Ну, что я мог на это сказать? Остаток пути до дома я дулся. Он остался в оливковой роще, а я пошел по дороге к моей прекрасной ферме, чувствуя себя так, будто выхожу на арену в Риме, на которой меня поджидают ревущие львы.
Но с виду все было спокойно. Никаких солдат, готовящихся меня схватить.
Никаких лошадей, привязанных во дворе. Вообще никого вокруг — все как и должно быть. Я подошел к сараюшке, из-под двери которой пробивался свет.
Смикрон и Птолемей спокойно готовили ужин. С тех пор, как я ворвался к ним в самый неподходящий момент, я стал проявлять особую деликатность, когда знал, что они внутри — стучал три раза и ждал, когда мне откроют. Я спросил, не видели ли они незнакомцев поблизости, и они сказали — нет.
Звучало хорошо, но я решил, что лучше перебдеть, чем недобдеть; глубоко вдохнув, я пошел через двор к дому. Очень мне не хотелось туда заходить; в конце концов, в последнюю встречу с мамой я услышал такое, что чуть все кишки не выблевал
Что ж, поблагодарим за это Бога, сказал я себе, закрывая за собой дверь; то, что Бландиния в теме, совершенно вылетело у меня из головы. Я потрусил назад и сказал Луцию Домицию, что бояться нечего и можно идти. Вообще-то он просил дважды ухнуть филином, если все спокойно, но я был не в настроении.
Оставалось только понять, куда его деть. Определенно, о доме можно было забыть. Наш сарай тоже не годился, потому что чем меньше народу его увидит, тем лучше. Оставался амбар, конюшня и хлев. Я выбрал хлев, в основном из вредности. Потом я вернулся в сарай и перекусил супом и хлебом в компании парней. Суп оказался хорош, и я решил, что не худо бы угостить и Луция Домиция. Но это означало необходимость придумывать какое-то объяснение для Смикрона и Птолемея, а я и так весь день грел голову.
На следующее утро, впрочем, я встал пораньше (из-за всех этих дел спалось все равно не очень) и смог завладеть горбушкой хлеба и набрать кувшин воды из корыта во дворе, не привлекая внимания этих двоих. Луций Домиций дрых, зарывшись в сухую бобовую ботву, что твой котенок. Я пихнул его сапогом и сказал:
— Завтрак.
Он определенно был голоден, потому что почти не гундел по поводу черствости хлеба и странного цвета воды. Он даже поблагодарил меня, что прозвучало весьма необычно.
— Да пустяки, — сказал я неловко. — Слушай, насчет корабля. Это будет непросто, если ты настаиваешь на Гибернии. Это не самый обычный пункт назначения.
Он кивнул.
— Я тоже об этом думал, — сказал он. — Даже если из Афин и ходят туда корабли, ждать их придется месяцы. Так вот, я подумал, что ты мог бы найти борт до Массилии — это не должно быть трудно — а там я либо сяду на следующий корабль, либо пересеку Галлию и уже оттуда переберусь в Британию. На самом деле, — продолжал он, — неважно, куда бежать, лишь бы подальше. Посмотри, что сейчас есть в гавани Пирея и выбери на свой вкус.
В устах Луция Домиция эта речь звучала почти как извинение. Я чуть не растрогался. — Конечно, — сказал я. — Съезжу сегодня в город и попробую что-нибудь сделать.
— Спасибо. — Воцарилось неловкое молчание, но он, казалось, испытывал большую неловкость, чем я, так что я не стал его нарушать. Наконец он глубоко вздохнул и сказал: — Просто убраться подальше — и все. Не так уж много я прошу, а?
Я подумал над этим.
— Нет, — сказал я. — И правда немного.
Он покачал головой.
— Я правда думал, — сказал он, — после того, как единственный уцелел в кораблекрушении... ну, я тогда не знал про тебя... на самом деле убедил себя, что боги сохранили мне жизнь с какой-то целью, как будто доиграли в свою игру и освободили меня наконец. Я честно думал, что свободен и безгрешен.
— И все твои проблемы остались позади?
— Что-то в этом духе. И вот я сижу здесь и собираюсь отчалить на край земли. Забавно, правда?
— Оборжаться, — ответил я. — Хочешь, поеду с тобой?