Пешая прогулка
Шрифт:
Мартин оглядел машину от переднего бампера до задних огней.
– С откидным сиденьем, - тихо сказал он.
Парень вопросительно наклонил голову.
– Само собой. Это же "родстер".
– Я двадцать лет не видел откидного сиденья.
Повисло, молчание: Парень изо всех сил старался удержать радостное выражение на лице.
– Откуда вы, мистер? Из Сибири?
Мартин Слоун не ответил ему. Он просто стоял и глядел на "родстер". Первый из этой серии в городе, сказал парень. Первый. С иголочки. Автомобиль 1934 года, и совершенно новехонький.
Был поздний вечер, когда Мартин Слоун вернулся на Оук-стрит и
За этот день Мартин Слоун исходил много улиц, перебрал много версий. И теперь он отчетливо и ясно понимал, что вернулся на двадцать лет назад. Каким-то совершенно невероятным способом он преодолел непреодолимое измерение. Он не испытывал больше ни волнения, ни тревоги. У него появилась цель. У него появилась решимость достичь этой цели. Он собирался заявить свои права на прошлое. Мартин ступил на первую ступеньку лестницы и почувствовал под ногой что-то мягкое. Бейсбольная перчатка. Он поднял ее и надел на руку, расправив на ней карман, как много лет назад. Потом увидел велосипед, лежащий посреди двора. Он звякнул звоночком и, почувствовав, как на его руку легла чужая, заглушил звонок. Он поднял голову и увидел Роберта Слоуна.
– Опять вы здесь?
– спросил отец.
– Я не мог не вернуться, пап. Это же мой дом.
– Он снял перчатку с руки.
– И это мое. Ты купил мне ее на день рождения, когда мне исполнилось одиннадцать.
Глаза его отца сузились.
– А еще ты подарил мне бейсбольный мяч. На нем был автограф Лу Герича.
Его отец долго и задумчиво глядел на него.
– Кто вы?
– тихо спросил он.
– И что вам надо здесь?
– Он чиркнул спичкой, разжег трубку, поднял спичку повыше и, пока горело недолгое пламя, изучающе смотрел на Мартина.
– Я просто хочу отдохнуть, - сказал Мартин.
– Я устал от этой гонки. Мое место здесь. Разве ты не понимаешь, папа? Мое место здесь.
Лицо Роберта Слоуна смягчилось. Он был человеком добрым и не лишенным сочувствия. И разве не было в этом незнакомце чего-то такого, что вызывало какое-то странное чувство? Чего-то такого, что было... знакомым, что ли?
– Послушай, сынок, - сказал он.
– Наверное, ты болен. Возможно, у тебя какая-нибудь мания или галлюцинации. Я не хочу тебе зла и не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Но лучше тебе отсюда уйти, иначе у тебя будут неприятности.
Позади послышался звук открываемой двери, и на крыльцо вышла миссис Слоун.
– С кем это ты там разговариваешь, Роб...
– начала она и остановилась, увидав Мартина.
Он взбежал по ступенькам и схватил ее за плечи.
– Мама, - закричал он,- погляди на меня! Погляди на мое лицо. Скажи, скажи же!
Испуганная миссис Слоун попытачась сделать шаг назад.
– Мама! Погляди на меня. Пожалуйста! Кто я? Скажи, кто я?
– Я не знаю вас, - сказала миссис Слоун.
– Я вас никогда раньше не встречала. Роберт, скажи, чтобы он уходил.
Она повернулась, чтобы уйти, но Мартин снова схватил ее за плечи и повернул к себе.
– У вас есть сын. Его зовут Мартин, верно? Он ходит в эмерсоновскую школу. Каждый август он гостит у тети, на ферме под Буффало,
Миссис Слоун глядела на него широко раскрытыми глазами.
– Где сейчас Мартин?
– спросила она мужа.
Мартин еще сильнее сжал ее плечи.
– Мама.
– закричал он.
– Я твой сын! Ты должна поверить мне. Я твой сын Мартин.
– Он отпустил мать, полез в нагрудный карман за бумажником, вынул его и раскрыл, - Видишь? Видишь? Здесь все мои документы. Прочти их. Ну же, прочти их!
Он все совал ей бумажник, и мать в отчаянии испуга подняла руку и ударила его по щеке, со всей силой. Мартина словно поразил гром. Бумажник выскользнул из пальцев и упал на землю. Он стоял, качая головой, словно не в силах поверить, что ударившая его женщина не осознает той ужасной ошибки, которую только что совершила. Откуда-то издалека донеслась механическая музыка. Мартин обернулся и прислушался. Потом медленно сошел со ступенек, прошел мимо отца и вышел за ворота. Чуть постоял, вслушиваясь в механическую музыку. И вдруг побежал на доносящиеся звуки.
– Мартин, - кричал он на бегу.
– Мартин! Мартин! Мартин, я хочу поговорить с тобой!
Парк был залит светом гирлянд уличных фонарей и надписей над киосками. Цепочка огоньков круг за кругом бежала над каруселью, и отсветы ложились на лицо Мартина, озирающегося в надежде отыскать одиннадцатилетнего мальчишку в ночи, заполненной детьми. И вдруг он увидел его. Он кружился на карусели.
Мартин бросился к ней, схватился за проплывающий мимо поручень и перебросил тело на кружащуюся платформу. Он спотыкаясь побежал по лабиринту скачущих лошадок, сквозь десятки маленьких личиков, качающихся вверх-вниз.
– Мартин, - крикнул он, ударившись плечом о деревянную лошадку, Мартин, пожалуйста, мне надо поговорить с тобой!
Мальчишка услыхал свое имя, оглянулся через плечо и увидел человека с растрепанными волосами и потным лицом, бегущего к нему. Он соскочил с лошадки, бросил коробку с кукурузными хлопьями и помчался прочь, уворачиваясь от поднимающихся и опускающихся лошадок.
– Мартин!
– летел ему вслед голос Слоуна.
Он нагонял мальчика. Он был от него футах в десяти-пятнадцати, но тот продолжал бежать.
Всё случилось неожиданно. Мартин был от мальчика на расстоянии вытянутой руки. Он потянулся, чтобы схватить его. Мальчик оглянулся через плечо, оступившись поставил ногу за край платформы и полетел вперед головой в кружащееся многоцветное пространство. Его нога попала на выступающую металлическую часть механизма, и его потащило под карусель. Мальчик вскрикнул, и почти в тот же момент служитель (лицо - словно белая маска) дотянулся до рубильника и остановил карусель. Никто не заметил, а позже не вспомнил, что умирающую, диссонирующую механическую музыку прорезали два вскрика. Два. Один - одиннадцатилетнего мальчика, настигнутого кошмаром и потерявшего вслед за этим сознание. Другой - Мартина Слоуна, почувствовавшего мучительную боль, пронзившую правую ногу. Он схватился за нее, чуть не упав. Послышались крики женщин и детей, сбегавшихся к мальчику, зарывшемуся лицом, в пыль в нескольких футах от карусели. Люди окружили его. Служитель протолкался сквозь толпу и склонился над мальчиком. Он осторожно поднял его на руки, и тоненький голосок маленькой девочки прорезался сквозь людской гул.