Пешком через Ледовитый океан
Шрифт:
На протяжении последних восьми месяцев я каждый вечер по полчаса разговаривал по радио с майором авиации Чёрчем. Во время этих разговоров я редко думал о том, какое расстояние отделяет нас друг от друга, ибо я привык к его голосу в микрофоне так же, как к манерам трех моих спутников. Я рассказывал о пройденном пути и о событиях дня с дружеской непринужденностью, уверенный, что в это время суток редко кто пользуется нашей частотой, и зная, что мало найдется любителей подслушивать, чьи приемники достаточно чувствительны, чтобы улавливать мои передачи. Тем не менее мы соблюдали осторожность в своих замечаниях и пользовались иногда шифром, чтобы не причинить вреда интересам экспедиции, ее комитета и ее покровителей. Только в одном случае, объятый возмущением, я позволил себе непроизвольное и злое критическое замечание, и этот неучтивый поступок был вызван радиограммой экспедиционного комитета, посланной 22 сентября и предписывавшей мне эвакуировать Аллана Джилла на основании медицинского заключения.
Джилл – один из самых покладистых людей, с какими мне приходилось когда-либо встречаться; он идеальный товарищ для длительного и тяжелого санного путешествия или для зимнего дрейфа в хижине, отстоящей в 600 милях от ближайшей земли. В критических обстоятельствах он сохраняет спокойствие и уверенность; он работает не щадя сил и не стремится к славе. Нашу экспедицию Джилл рассматривает как продолжение того образа жизни, какой он вел в течение последних десяти с лишним лет, и готов скорее рискнуть своим здоровьем, чем согласиться на эвакуацию, вероятно совершенно ненужную.
Он готов заниматься зимой той частью нашей научной программы, которую можно выполнять сидя, и воздерживаться от всякой физической работы, которая могла бы ухудшить его состояние. Но, несмотря на такое ограничение своих возможностей, он, несомненно, будет здесь более счастлив, чем в любом другом месте, и принесет экспедиции значительную пользу, поддерживая своим примером ее моральный дух и помогая в выполнении научной программы.
Я заявил комитету, что выражал и выражаю готовность, конечно при его согласии, взять на себя ответственность за эвакуацию Джилла зимой, если в случае рецидива она станет необходимой.
Мы с Джиллом хорошо знаем друг друга и безоговорочно друг другу доверяем. Это самый верный товарищ. Неужели может показаться странным, что я поддерживаю человека, который готов подвергнуть себя риску и с которым мы в прошлом не раз делили опасности и переживали тяжелые времена? Предпринимая это путешествие, мы знали об ожидающих нас опасностях, и нам предстоит преодолеть еще немало трудностей, если мы хотим в конце концов достигнуть успеха.
Впрочем, эти соображения могут извинить только мою невыдержанность при получении директив от комитета. Неосторожность, состоявшая в том, какой текст я передал по радио, совершенно непростительна, а за это я приношу свои извинения.
Если бы мои замечания были менее эмоциональными, они правильнее отразили бы мое отношение к комитету, с которым я работал в полном согласии в течение двух с половиной лет и к которому я отношусь с высочайшим уважением. Если бы мои замечания были менее эмоциональными, их не так охотно и не так часто цитировали бы.
9 ЗИМНИЙ ЛАГЕРЬ
За неделю нашего отсутствия льдина, на которой мы провели лето, сильно изменилась. Снежные бураны уплотнили снег и почти полностью скрыли остатки летнего лагеря. Среди нескольких больших льдин мы выбрали подходящую для зимовки; мы искали также плоскую льдину, которая могла бы служить взлетно-посадочной площадкой. К 15 сентября наши поиски увенчались успехом: мы нашли то, что нам было нужно.
В этот день был великолепный закат и Аллан чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы ползком выбраться из рукавного входа палатки и полюбоваться этим редким в высоких широтах зрелищем. К 25–26 сентября – ко времени сбрасывания нам припасов самолетами канадских ВВС – он был уже на ногах.
Сборка основных частей зимней хижины отняла у нас меньше времени, чем мы ожидали. В то время как трое из нас подтаскивали сброшенные грузы, Аллан занимался починкой поврежденных мест пола. 28-го, меньше чем за восемь часов, мы сложили пол.
Льдина, выбранная нами для зимнего лагеря, имела около полутора миль в диаметре и была окружена другими льдинами меньшего размера. Вся эта группа льдин занимала площадь примерно пять квадратных миль, причем каждая из них была отделена от соседней полосой битого льда. Скрепленные вместе упаковочные клети, в которых находились детали сборной хижины, имели около 13 футов в длину и около 5 футов в ширину; она была сброшена одним огромным грузом на трех парашютах. Отделив скрепленные клети, мы доставили их на нартах к месту установки. Летом здесь было озерцо пресной воды, теперь замерзшее, и на этой идеально ровной поверхности мы уложили опоры для пола.
Постройка хижины оказалась очень простым делом: сами упаковочные ящики мы использовали в качестве пола, а их содержимое шло на боковые поверхности – стенки хижины. В общем получился обитый ватными одеялами каркас с двумя окнами в противоположных сторонах и дверью, с маленьким крыльцом. Сборка хижины, после того как был настлан пол, шла очень быстро и продолжалась, насколько я помню, часов девять. Площадь пола составляла 15 на 15 футов, но так как хижина имела цилиндрическую форму, то полезное пространство было несколько меньше, чем в маленькой комнате с таким же размером пола в обычном доме. Разумеется, мебели в ней пока никакой не было, и мы уже тогда правильно предположили, что хижина окажется для четырех человек несколько тесноватой, когда будет загромождена мебелью и снаряжением. Однако слишком большая площадь нам тоже не подошла бы, так как ее трудно было бы обогреть.
Обогревалась хижина керосиновой печкой с вытяжной трубой, которая шла вверх футов на пять, затем делала изгиб под прямым углом и выходила наружу. Так как печка стояла примерно в центре хижины, то теплый воздух поступал к нам не только прямо от нее, но и от трубы. Временами она была очень горячей. За всю зиму было не больше трех случаев, когда регулятор подачи горючего стоял не на самой низкой отметке, между тем как температура в верхней части хижины доходила до 25° и даже выше – до 30° С. На полу же она была ниже нуля, но в сидячем положении мы ощущали приятную температуру градусов в 15.
Пол у нас ничем не был покрыт. Вначале мы думали использовать циновки из листьев кокосовой пальмы, но снег, который мы заносили в хижину на ботинках, втоптался бы в циновку и рано или поздно превратился бы в лед. Преимущество незастланного пола заключалось и в том, что его изредка можно было мыть шваброй и без труда снимать слой льда. 8 октября я уже мог передать радиограмму патрону нашей экспедиции принцу Эдинбургскому с извещением, что 6 октября мы организовали зимний лагерь на 85°00 с.ш. и 162°00 з. д., в 950 английских милях от Барроу (Аляска) и в 550 милях от ближайшей земли. Далее в моей радиограмме говорилось: