Пешком через Ледовитый океан
Шрифт:
В отчаянии мы разгрузили нарты, устроили временный склад и взяли с собой лишь абсолютно необходимое, чтобы провести в лагере одну ночь. Это был риск – единственный раз за все путешествие пришлось пойти на такой риск. Но он оправдал себя. С более легкими нартами мы двигались быстрее и примерно через три часа решили, что находимся на полюсе, а возможно, даже за ним. Остановились, разбили палатки и произвели окончательное определение. Оказалось 89°59 . Мы были в одной миле от полюса на 180° з. д. Другими словами, мы побывали на полюсе и прошли за него. Но теперь дрейф был на нашей стороне, так что наверняка ночью нам удастся вторично пересечь полюс. Мы залезли в спальные мешки и уснули.
Отпечатки лап тридцати пяти эскимосских лаек, широкие следы четырех тяжелых нарт эскимосского типа и четыре пары человеческих следов, которые пасхальным утром 1969 года пересекли Северный полюс, остановились в миле за ним. Мы больше не искали то место, где брали в последний раз высоту солнца, и несколько часов отдыхали. Пока мы спали, наш лагерь медленно дрейфовал, и к тому времени, когда несколько часов спустя мы снова погрузили свое имущество на нарты и взяли курс на Шпицберген, полюс находился к северу от нас, но в другом направлении.
Не так-то легко было отыскать и определить эту точку. На Северном полюсе сходятся все меридианы восточного и западного полушарий и, куда ни направишься, везде будет юг. Температура была минус 37° С. Откуда дул ветер – с юго-запада или с северо-востока? Какой был день – воскресенье или суббота? А может быть, понедельник? Здесь этих понятий не существовало. Как-то странно было находиться в таком месте. И это место лежало на нашем пути от мыса Барроу до Шпицбергена, а для достижения его нам понадобилось тяжелых четыреста восемь дней.
Попытка стать ногой на полюс напоминала попытку наступить на тень птицы, описывающей над нами круги. Здесь все в движении – сложном и многократном. Поверхность у полюса, по который мы шли, в результате дрейфа сама движется по планете, вертящейся вокруг своей оси. Мы стояли приблизительно на этой оси и стоя засыпали, а собаки были усталые и голодные. Мы были слишком утомлены, чтобы отпраздновать наше прибытие на вершину этой сверхгоры, вокруг которой, кажется, движется солнце, описывая привычные круги, как заводной механизм.
Мы вытащили фотографический аппарат, приняли соответствующие позы и сделали тридцать шесть снимков с разной экспозицией. Нам пришлось бодриться, чтобы не казаться уставшими и озябшими. Четыре закутанные в меха фигуры сгрудились и приняли более или менее привычный вид, ибо какое другое доказательство нашего достижения полюса могли мы привезти на родину, кроме фотографии, на которой мы сняты в таких позах?
12 К ЗЕМЛЕ
8 апреля мы отставали от графика больше чем на 2° по меридиану, и у нас оставалось всего шестьдесят дней на преодоление по меньшей мере 600 морских миль. Мы сильно устали после изнурительных переходов при температуре от 40° до 45° мороза в течение последних шести недель. Наша диета в 5000 калорий была хорошо сбалансирована, но она была недостаточна. Я сообщил комитету в радиограмме от 8 апреля, что мы не в состоянии обеспечить необходимую скорость продвижения в среднем от 12 до 14 морских миль в день, если нам не удастся получить при каждом из ближайших двух сбрасывание с самолетов канадских ВВС по 500 фунтов говяжьего или бараньего мяса для собак и дополнительные продукты для людей. Нам нужно, чтобы калорийность дневного рациона была доведена до 6000 калорий. Было еще одно непременное условие – я просил комитет разрешить нам продолжать путь с меньшим грузом, избавиться от всего, что не было необходимым. Дальше в радиограмме говорилось:
«Необходимо принять меры к тому, чтобы обеспечить мясом собак и дополнительным питанием людей; ввиду большого расстояния от нас „Т-3“ и многочисленности проблем, возникающих в настоящее время перед доктором Брюером при обеспечении снабжения этой станции, я намереваюсь бросить все инструменты и приборы, в которых нет необходимости, и двигаться к Шпицбергену вместе с Джиллом. Конечно, мы не бросим пленки и научные отчеты».
Не думаю, чтобы эта радиограмма была неожиданной для комитета, так же как, вероятно, не представляло неожиданности для Макса Брюера переданное ему в тот же день мое послание по этому же поводу. Комитет, как и Брюер, понял это по-своему: они решили, что главной проблемой для меня было, каким образом избавиться от заснятой пленки, приборов и научных отчетов, но сохранить при себе Аллана. Вот текст моего послания Брюеру:
«… Макс, с глубоким чувством благодарности я узнал о сделанном Вами некоторое время назад предложении помочь нашей экспедиции – послать два самолета „Цесна“, чтобы освободить нас от научных приборов, заснятой пленки и отчетов. Однако, принимая во внимание Ваши многочисленные затруднения со снабжением „Т-3“ и большое расстояние в 450 морских миль, которые, по всей вероятности, будут отделять нас от этой станции к 16 апреля, а также настоятельную необходимость для нас как можно скорее добраться до Шпицбергена и относительно незначительный вес пленки и приборов, которые могли бы забрать у нас самолеты (снаряжение для Ламонтской экспедиции с разрешения доктора Ханкинса было оставлено в зимнем лагере), – учитывая все это, я полагаю, что сложную и дорогостоящую операцию по высылке двух самолетов „Цесна“ теперь нельзя считать оправданной. Конечно, это будет горьким разочарованием для Джафа Реннера, который столь терпеливо ожидал на мысе Барроу начала этой операции в полной готовности присоединиться к нам для замены Аллана. Джаф следил за нашим продвижением с огромным интересом и сочувствием и, несомненно, с некоторой завистью, когда мы преодолевали эти последние несколько миль к полюсу…»
С тех пор как в сентябре прошлого года с Алланом произошло несчастье, он сейчас впервые вздохнул с облегчением. За все это время он никогда не представлял себе возможность рецидива подобно человеку, жаждущему сочувствия или поблажек. Зимой он очень усердно занимался физическими упражнениями, предписанными ему Коном, и старался все же зря не перегружать свою спину, хотя понимал это весьма своеобразно.
Конечно, кроме смещения диска, есть множество других способов затруднить себе жизнь во льдах Северного Ледовитого океана. Вы можете, например, сжечь свою палатку. Это нетрудно, и я удивляюсь, что случается это нечасто. Нужно только выйти из палатки, как это сделал Аллан в первый день после того, как мы очутились на другой стороне полюса по пути домой. Он вышел из палатки, чтобы испытать надежность хорея, который он только что смастерил. Фриц еще раньше вышел из палатки и начал сверлить дыру во льду, чтобы измерить его толщину. Не помню сейчас, кто из них заметил дым, выбивавшийся из-под конька палатки, но они проявили оперативность и сумели все, же спасти кое-какую одежду; а, проработав без перерыва до двух часов дня (мы обыкновенно двигались ночью, сместив время на двенадцать часов), они смогли настолько хорошо залатать палатку, что она выдерживала все, кроме самых резких ветров.
9 апреля, когда мы находились на 89°17'с. ш. и 09°00 в. д., нас заметили с самолета метеорологической службы ВВС Соединенных Штатов. Бортрадист появился на нашей частоте, еще когда мы находились примерно на 88° с. ш. на пути к полюсу от мыса Барроу, и спросил, есть ли у нас дымовые ракеты.
– У меня есть кое-что получше, – сказал я. – Я включу эллиотовский приводной маяк.
Мы очень мило поболтали (что стоило нам лишнего часа кручения ручного генератора) и были приятно удивлены, услышав, что на борту самолета находится полковник Джо Флетчер. Американская дрейфующая станция «Т-3», известная также как Флетчеровский ледяной остров, названа в его честь; он был первым летчиком, обнаружившим в 1952 году этот ледяной остров и совершившим на нем посадку. «На меня произвело большое впечатление то, что я услышал по радио», – сказал он впоследствии, приземлившись на авиационной базе Соединенных Штатов в Милденхолле в Англии. «Они, несомненно, на редкость компетентные и очень подготовленные для выполнения своей задачи люди. У них хорошая организация дела, а их радиотехника безупречна».
В числе многих тем, которые представляли для нас взаимный интерес и обсуждались нами, когда самолет обнаружил нас и кружил над нами, был также и маршрут их полета. Я с интересом узнал, что самолет службы погоды пролетает по этому пути один раз в день – один день из Европы на Аляску через Северный полюс, а на следующий день возвращается той же дорогой. От полюса они летят на юг вдоль тридцатого восточного меридиана, пока не оставят за собой Северный Ледовитый океан, и их расчетное время пролета над полюсом обычно отклоняется лишь на несколько минут. Это заставило меня задуматься. При плохом распространении радиоволн, с которым мы в это время столкнулись, и перспективе еще более тяжелых условий радиосвязи, по мере того как мы будем удаляться от Фредди, было бы, пожалуй, целесообразно договориться о поддержании связи с военно-воздушными силами США.