Пешком по Москве
Шрифт:
По Козицкому переулку мы выйдем на Тверскую и перейдем на другую сторону, ведь следующий театр на нашем маршруте – Учебный театр ГИТИС. Он занимает театральный подвал дома Нирнзее (Большой Гнездниковский пер., 10). Архитектор и домовладелец Эрнст-Рихард Нирнзее задумал построить самый высокий дом в Москве – первое девятиэтажное здание в городе. Журналисты немедленно окрестили громаду «тучерезом». Это был дом холостяков: по сторонам бесконечного коридора (потом дети катались там на велосипедах) расположены небольшие квартиры-студии – малюсенькая прихожая, большая жилая комната и ванная комната. Кухонь не было. В здании на последнем этаже был ресторан, а на каждом этаже дежурил половой, готовый принести обед в квартиру. Так как общая площадь студии была около 50 квадратных метров, то со временем жильцы начали делать из одной комнаты две, а в ванной выгораживать закуток для плиты.
Большой
Дом был построен в 1912 году, в это время ни один значимый проект не обходился без культурной составляющей. На крыше здания открыли кафе. С сорокаметровой высоты открывался лучший вид на центр Москвы. А затем еще и построили наверху съемочный павильон товарищества «В. Венгеров и В. Гардин». В подвале же оборудовали небольшой театрик, где все как положено, только маленькое. Сцена – небольшая, рампа – невысокая, есть даже ложи, но с потолком чуть выше человеческого роста. Это помещение занимали театр-кабаре Никиты Балиева «Летучая мышь», Театр сатиры, театр «Ромэн», а сегодня в нем играют студенты ГИТИСа.
После «Иванова» прошло почти 10 лет. Чехов решил вернуться к драматургии. Он собрал в своих апартаментах в меблированных комнатах «Мадрид» (Леонтьевский пер., 21/1, стр. 1) московских деятелей театра и прочел совершенно новую пьесу – «Чайка». Сегодня «Чайка» идет как минимум в пяти московских театрах, а в конце XIX века новая драматургия Чехова казалась невыразительной. Нет броских концовок, нет главного героя, бытовые подробности и случайные реплики размывают сюжет. И после чтения «Чайки» Корш объявил, что невозможно вывести на сцену персонажей, не имеющих ярко выраженного лица, и пьесу он не возьмет. Поверил в «Чайку» Немирович-Данченко.
Тверской бул., 22
Из Леонтьевского переулка через Большой Гнездниковский мы выйдем к Тверскому бульвару. Бульвар длиной почти километр, и на нем стоит несколько театральных зданий. Художественный театр, созданный Станиславским и Немировичем-Данченко и осененный чеховской чайкой, так разросся в XX веке, что не помещался в двух своих старых зданиях, и архитекторы Кубасов, Моргулис и Уляшов возвели в 1973 году огромное новое здание с залом на 1345 кресел (Тверской бул., 22). Инициатором строительства была министр культуры Екатерина Фурцева. Это ее последнее московское начинание, здесь с министром и прощались. Артисты Фурцеву уважали. Она, как и положено было коммунисту и министру культуры, искала антисоветчину даже в произведениях Пушкина, Достоевского и Островского. При этом была умна, тонка и иной раз ее можно было переубедить. Фурцева, пожалуй, первый министр культуры, за которого не было стыдно. Одевалась у лучших портных, дружила с яркими людьми, искренне радела за порученную ей отрасль.
Деятельный министр культуры всемерно поддерживала МХАТ. Главреж Олег Ефремов был в числе ее любимчиков, его поощряли в поисках и прощали в прегрешениях. А вот Высоцкого Фурцева всячески закрывала: запрет на грамзаписи, книги, даже было негласное указание не давать ему положительных ролей в кино.
Кто-то из авторов сравнил культурную жизнь 1970-х с русской народной игрой. Одна команда поет: «А мы просо сеяли-сеяли». Другая отвечает: «А мы просо вытопчем-вытопчем». Спектакли запрещали, но театральные здания строили. Особое положение мхатовцев, театра номер один, в артистических кругах их называли «театральные слоны», плюс любовь Фурцевой к Ефремову породили самый богатый фасад 1970-х. В Москве все возводили из бетона, а на новом здании МХАТа использованы светлый травертин, армянский шоколадный туф, большемерный кирпич, черный метал «под бронзу».
В XIX веке на месте театрального здания стоял дом Кологривовых. Там московский танцмейстер Петр Йогель устраивал детские балы для тех, кто готовится выйти в свет. На балу танцмейстера Йогеля Пушкин познакомился с Натальей Гончаровой.
Затем здание стало резиденцией московского обер-полицмейстера. Одним из обер-полицмейстеров был генерал Александр Козлов. А его возлюбленная, купеческая вдова Маркова, жила в доме напротив, через бульвар. Они жили открыто, поговаривали, что и дочери Марковой от Козлова. Поэтому в то время бытовала шутка, что все москвичи гуляют вдоль бульвара, и только обер-полицмейстер имеет счастье гулять поперек.
Новое здание МХАТа получилось больше похожим на тюремной замок, чем на театр. Нависающие стены без окон. Гигантские светильники. А какой мрачный цвет нарочито грубо сколотого гранита! Москвичи немедленно отреагировали на эту стройку. Через бульвар расположен Театр имени Пушкина, и соответственно это театральное здание острословы назвали «театром Дантеса».
Теперь перейдем Тверской бульвар, чтобы осмотреть театр имени Пушкина. Первоначально это был обычный доходный дом (Тверской бул., 23). Хозяева, братья Паршины, сдавали здание воинскому присутствию и бухгалтерским курсам. Режиссер Александр Таиров искал помещение для нового театра
Тверской бул., 23
Театр закрывали в 1917 году, как ни странно, по коммерческим, а не политическим мотивам. И именно советская власть вернула это здание Таирову. Камерному театру благоволил нарком просвещения Анатолий Луначарский. Он пришел смотреть лучший спектакль Камерного – «Саломею». В здании не топили, и зрители верхнюю одежду не снимали. А полуобнаженные актеры мерзли на сцене, неподвижно скрюченную над водоемом Саломею-Коонен тайком обогревал изнутри водоема теплом горящей свечи тоже трясущийся от холода пророк Иоанн, актер Николай Церетелли. Луначарский встал и демонстративно снял шубу. Зрители последовали его примеру.
В другой раз отключили электричество. А как раз шел спектакль «Сакунтала», по древнеиндийскому эпосу. Луначарский пошел за кулисы уговаривать пожарных закончить спектакль… со свечами и факелами. Получилось очень эффектно и аутентично! Да, революционное время было особенное. Актрису Коонен, например, могли мобилизовать на роль в совершенно другой театр. И прислать за ней мотоциклиста в кожанке.
Камерный театр закрыли «за формализм» в 1949 году. Последний спектаклем был «Адриенна Лекуврёр», Коонен вызывали 29 раз… Владимир Высоцкий, недолго прослуживший в Театре Пушкина, бывшем Камерном, рассказывал, что на репетициях какого-то спектакля, по ходу которого надо было рвать письма, он случайно обнаружил, что поданные ему реквизитором конверты – не что иное, как письма к Таирову не то Кокто, не то Леже. Вот она, сила забвения.
При театре была устроена квартира Таирова и Коонен. Она соединялась с театром общим коридором, но имела отдельный вход и выходила окнами на Большую Бронную. Есть такой штамп, что жизнь и творчество неразрывны. Живя в театре, Таиров и Коонен иной раз даже ночью спускались на пустую сцену и репетировали… Александр Таиров умер от рака мозга через год после изгнания из театра. Алиса Коонен продолжала жить рядом со своим театром. После смерти актрисы в жилой части здания оборудовали малый репетиционный зал и гримерные артистов.
Все помнят ресторан МАССОЛИТа из романа «Мастер и Маргарита» с директором Арчибальдом Арчибальдовичем и с осетриной второй свежести. Булгаков описал под видом дома Грибоедова «Дом Герцена». Так называли особняк на Тверском бульваре, где родился Александр Герцен (Большая Бронная ул., 18/20). Последний раз усадьбу перестраивал в 1882 году архитектор Александр Каминский. В 20-е годы прошлого века здесь разместились РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей) и МАПП (Московская ассоциация пролетарских писателей). Отсюда недалеко и до МАССОЛИТа. А затем в особняке организовали Литературный институт имени Горького. Учили писателей. И среди них фронтовика, разведчика Григория Поженяна. Когда началась борьба с космополитизмом, Поженяну предложили заклеймить поэта Павла Антокольского, у которого он учился. На следующий день на собрании Поженян сказал просто: «Нельзя плевать в грудь, из которой сосешь». Его вызвал ректор Федор Гладков и заявил: «Чтобы твоей ноги в институте не было». Григорий Поженян сделал стойку, а он вообще-то в цирке подрабатывал, и на руках пошел на выход.
Про Марию Ермолову Станиславский, улыбаясь, говорил, что это величайшая из виденных им актеров. Ермолова из театральной семьи – ее дедушка был гардеробмейстером (старший в гардеробе), а отец – драматургом, артистом, но не самым талантливым, поэтому в театре остался на должности суфлера. А вот Мария прогремела уже в первой роли, исполненной в 17 лет. Она играла сильные, трагические характеры: Марию Стюарт, Катерину в «Грозе», Федру, леди Макбет. После исполнения роли Жанны д’Арк студенты-зрители от переизбытка чувств выпрягали лошадей и везли актрису из Малого театра домой сами. Везли в дом ее мужа адвоката Николая Шубинского на Тверском бульваре (Тверской бул., 11, стр. 1). В этом двухэтажном особняке постройки 1883 года с выступающий фонарем для зимнего сада актриса прожила сорок лет. Несмотря на нехватку жилья в послереволюционной Москве, в 1920 году Моссовет передает этот дом в пожизненное пользование актрисе в честь 50-летия ее сценической карьеры. Сейчас здесь мемориальный музей Ермоловой.