Пешком по Москве

Жебрак Михаил

Черниговский пер., 9/13, стр. 2

С 90-х годов XX века эту усадьбу занимал Международный фонд славянской письменности и культуры. Президентом фонда много лет был скульптор Вячеслав Клыков. Интересно, что возглавлял фонд славянской письменности не филолог, а ваятель, работающий руками. Но о культуре можно говорить и образами! Клыков создал памятники Кириллу и Мефодию, учителям Лихудам, Сергию Радонежскому… После смерти скульптора Фонд славянской письменности поставил во дворе памятник своему председателю. Это удачный портрет. Интересная находка

с костюмом: плащ-дождевик, сапоги. Словно выйдет скульптор сейчас не на облагороженную Пятницкую, а на родные курские луга…

Замоскворечье выделяется большим количеством церквей. Каждая на свое лицо. Самая большая и богатая, и, по моему мнению, самая красивая – Воскресения Христова в Кадашах (2-й Кадашёвский пер., 7).

2-й Кадашёвский пер., 7

Кадашами называли бочаров, делавших кади, кадки. Но в XVII веке специализация местных жителей изменилась: они поставляли на царский двор «белую казну» – полотно для скатертей, обивки, одежды. Церковь была цеховой, поставленной посередине квартала, и во дворе церкви стоял «братский двор», орган самоуправления ремесленников.

Церковь Воскресения построена в 1695 году в стиле «нарышкинского» барокко. Эффектные белые петушиные гребни топорщатся на карнизах, а стены и колонны покрыты резными виноградными кистями. Этот стиль получил название от родственников царя, богатых Нарышкиных, создававших в своих владениях храмы по новой моде. Но и церковь, построенная стараниями кадашевских купцов Добрыниных, ни в чем не уступает домовым храмам первейших бояр. Даже три лестницы на верхнюю галерею здесь были, как у храма Покрова Пресвятой Богородицы в Филях (Новозаводская ул., 6), лестницы разобрали в конце XVII века, когда ставили колокольню. Сохранились сведения о первоначальном виде храма: стены были выкрашены суриком, швы в кладке прочерчены голубым, а весь белокаменный резной убор покрыт желтой краской, напоминающей золото.

Новозаводская ул., 6

После революции храм отдали реставрационным мастерским. Два больших колокола Воскресенской церкви сняли в 1938 году, и они оказались… в Большом театре. Колокола звучат во время представления пьесы «Борис Годунов». В сборнике Владимира Даля «Пословицы русского народа» есть необычная пословица: «Пришла правда не от Петра и Павла, а от Воскресения в Кадашах». Оказывается, в приходе этой церкви жил московский голова Андрей Шестов, который не воровал и другим не позволял. На городскую казну смотрел он купеческим оком, и уже к концу первого года его управления казна возросла настолько, что породила поговорку о правдивости Шестова. Также прославился городской голова тем, что строго спрашивал с полиции и лично разбирался со всеми обвинениями против купцов и мещан.

Ахматова – петербурженка и в Москве квартиры не имела. Была «беспастушной», по ее собственным словам. Приезжая к нам, Анна Андреевна всегда останавливалась на Ордынке у своих друзей Ардовых (Большая Ордынка ул., 17, стр. 1). Первые дни знакомства хозяева пребывали в постоянном напряжении – ведь в их доме великая Ахматова. Однажды Ардовы куда-то уходили вдвоем, а Анна Андреевна сказала, что хочет побыть дома и поработать. Тогда Виктор Ардов неожиданно ответил: «Словарь рифм на третьей полке справа». Ахматова рассмеялась, и с тех пор вся неловкость исчезла. Ардовы выделили поэтессе в квартире маленькую комнату – детскую сына. Причем были года, когда она жила на Ордынке больше, нежели в Ленинграде. Сначала тянулось следствие по делу ее сына Льва Гумилева, он сидел в Лефортовской тюрьме. А затем этого требовала работа: Ахматовой давали стихотворные переводы именно в московских издательствах. Во дворе дома в 2000 году установили необычный памятник. Ахматова жила в Париже в 1910 году, близко дружила с итальянским художником Амедео Модильяни, который сделал серию рисунков Ахматовой. Наш современник, скульптор Владимир Суровцев, выбрал один из текучих рисунков Модильяни, этот портрет неизменно висел в комнате поэтессы,

и перевел его в бронзу.

Архитектор Василий Баженов был женат на дочери замоскворецкого купца Афанасия Долгова. Поэтому дом Долговых (Большая Ордынка ул., 21) приписывают Баженову, хотя никаких подтверждающих это документов не сохранилось. Точно известно, что на деньги тестя Баженов строил храм напротив дома, логично предположить, что и усадьба была возведена по его чертежам в 70-е годы XVIII века. Классическая усадьба в глубине парадного двора сильно пострадала во время пожара 1812 года и была восстановлена архитектором Осипом Бове. Напротив усадьбы Долговых стоял храм Иконы Божией Матери Всех скорбящих Радость (Большая Ордынка ул., 20, стр. 10). В 1791 году Василий Баженов к храму XVII века пристроил классическую трапезную и колокольню. А в 1836 году старый храм разобрали и на его месте возвели храм-ротонду по проекту Осипа Бове.

Две части церкви двух великих архитекторов составили удивительный ансамбль, они дополняют друг друга. В Скорбященскую церковь надо обязательно зайти, чтобы убедиться, насколько талантливо Баженов и Бове создавали внутренние помещения. Даже перетекание круглых объемов виднее внутри, чем снаружи. В ротонде сохранился первоначальный иконостас в виде триумфальной арки и чугунные ажурные плиты на полу.

Большая Ордынка ул., 20, стр. 10

От Скорбященской церкви мы завернем в Ордынский тупик: несмотря на название, он приведет нас к Третьяковской галерее. К 150-летию картинной галереи 2006 году, а Третьяковка считает свои годы от первой картины, купленной Павлом Михайловичем, так получается намного дольше, чем от даты официального открытия галереи, в сквере на углу Лаврушинского переулка был поставлен фонтан из трех картин в богатых рамах. Когда через них течет вода, то большинство пешеходов и не догадываются, что это известные работы из Третьяковки. Авторы – скульптор Александр Рукавишников и его сын Филипп – для своей композиции выбрали пейзаж, портрет и натюрморт. В бронзу переведены «Березовая роща» Архипа Куинджи, «Царь Иван Васильевич Грозный» Виктора Васнецова и «Снедь московская. Хлебы» Ильи Машкова.

В том же скверике стоит бюст писателя Ивана Шмелева. Шмелев родился в Замоскворечье и уже в эмиграции суммировал детские впечатления в романе «Лето Господне». Бюст был поставлен в 2000 году, и москвичи некоторое время к нему привыкали. Слишком уж жестким и натуралистичным оказался портрет. Но надо понимать, что безоблачной жизнь у писателя была только в Замоскворечье. Во время революции он потерял сына, затем была эмиграция. Тем более это прижизненный портрет старого писателя. Скульптор Лидия Лузановская лепила Шмелева еще в Париже. Это единственный скульптурный портрет писателя, и по нему сделали копию для Москвы. Любопытно, что эмигрантка Лузановская в советские годы числилась как зарубежный художник. Поэтому ее работы есть в Эрмитаже и Пушкинском музее, а в Третьяковке скульптур Лузановской нет.

Купеческие семьи жили в основном дружно. Братья Третьяковы, Морозовы, Прохоровы, Щукины сообща владели отцовскими производствами и не только на семейном фронте, но и в общественной жизни выступали единым строем. Знаменитая Третьяковская галерея – памятник двум братьям. Основной собиратель русского искусства – Павел Третьяков, брат Сергей увлекался французской живописью. Но всячески помогал брату, и в истории Москвы имена эти неразрывно связаны. Вот и на фасаде галереи славянской вязью выведено: «Московская городская художественная галерея имени Павла Михайловича и Сергея Михайловича Третьяковых…»