Пески Марса [сборник]
Шрифт:
За время пребывания на станции я написал больше писем, чем за год дома. Все они были очень короткими, и все заканчивались словами: «P. S. Пожалуйста, пришлите мне обратно конверт для коллекции». Это был единственный способ собрать набор марок космической почты, который должен был стать предметом зависти для всех ребят в нашем районе. Мои дальние тетушки и дядюшки, вероятно, тоже очень удивились, получив от меня весточку. Прекратил я переписку только тогда, когда у меня закончились деньги.
Я также дал одно интервью телевидению — по двусторонней связи находившемуся на Земле телеведущему. Похоже, мое путешествие на станцию вызвало немалый интерес,
Пока техники занимались последними приготовлениями, Текс Дункан учился пользоваться скафандром. Обучать его поручили одному из инженеров, и вскоре мы услышали, что тот не самого лучшего мнения о своем ученике. Мистер Дункан был чересчур уверен, что знает ответы на все вопросы, а поскольку он умел летать на реактивном самолете, то полагал, что столь же легко справится и с такой мелочью, как скафандр.
Когда начались съемки в открытом космосе, я занял лучшее место среди зрителей. Группа работала примерно в восьмидесяти километрах от станции, и мы отправились туда на «Жаворонке» — нашей личной яхте, как мы иногда его называли.
«Двадцать первому веку» предстояло решить довольно своеобразную проблему. Можно было подумать, что теперь, когда они ценой немалых усилий и расходов вывели своих актеров и камеры в космос, им остается лишь начать снимать. Но обнаружилось, что не все так просто. Прежде всего, освещение оказалось совершенно неподходящим…
За пределами атмосферы, когда ты находишься под прямыми лучами Солнца, на тебя как бы падает свет одного мощного прожектора. Солнечная сторона любого объекта ярко освещена, противоположная кажется совершенно черной. В результате, когда ты смотришь на объект, находящийся в космосе, тебе видна лишь его часть: нужно дождаться, когда он повернется и будет ладностью освещен, — только тогда можно получить о нем полное представление.
Со временем к подобным вещам привыкаешь, но «Двадцать первый век» решил, что зрителям на Земле это не понравится. Они решили добавить дополнительное освещение, которое заполнило бы тени. Сперва они даже предполагали доставить в космос прожектора, которые плавали бы вокруг актеров, но энергия, необходимая для того, чтобы сравниться с солнечной, требовалась настолько чудовищная, что от этой идеи отказались. Затем поступило предложение использовать зеркала. Вероятно, и эта идея не увенчалась бы успехом, если бы кто-то не вспомнил, что самое большое из всех когда-либо созданных зеркал парит в космосе всего в нескольких километрах от нас.
Старая солнечная энергостанция не использовалась уже тридцать с лишним лет, но ее гигантский рефлектор до сих пор выглядел как новый. Она была построена на заре астронавтики, чтобы улавливать солнечную энергию и преобразовывать ее в электричество. Рефлектор представлял собой чашу почти девяносто метров в поперечнике, формой напоминающую зеркало прожектора. Падающие на него солнечные лучи фокусировались на тепловых спиралях, превращая воду в пар, приводивший в движение турбины и генераторы.
Само зеркало представляло собой хрупкую структуру из искривленных балок, поддерживавших тончайшие листы металлического натрия. Натрий использовался потому, что он был легким и хорошо отражал свет. Тысячи пластин собирали солнечные лучи, направляя их в одну точку, где в то
Когда мы прибыли на место съемок, операторы с камерами расположились примерно в ста пятидесяти метрах от огромного зеркала, несколько в стороне от линии, соединявшей его с Солнцем. Все, что находилось на этой линии, теперь было освещено с обеих сторон: с одной стороны прямыми солнечными лучами, а с «другой — падавшим на зеркало светом, который фокусировался и затем снова рассеивался. Прошу прощения, если все это звучит несколько запутанно, но мне важно, чтобы вы поняли принцип.
«Орсон Уэллс» парил позади операторов, которые возились с манекеном, стараясь подобрать нужный угол. Манекен затем должны были втащить внутрь, и его место собирался занять Текс Дункан. Работать приходилось в ускоренном режиме, так как хотелось видеть на фоне серп Земли. К несчастью, из-за нашего быстрого движения по орбите фазы Земли сменялись столь быстро, что для съемок годились лишь десять минут каждого часа.
Пока шли приготовления, мы отправились в рубку управления энергостанции. Это был большой герметичный цилиндр, установленный на краю большого зеркала, из иллюминаторов которого открывался хороший вид на все стороны. Рубку сделали пригодной для жизни наши техники, которые привели в порядок систему кондиционирования воздуха — естественно, за соответствующую плату. Они же развернули зеркало так, что оно снова оказалось направлено в сторону Солнца, — закрепив на его ободе несколько ракетных двигателей и включая их на несколько секунд в заранее рассчитанное время. Довольно трудоемкая задача, которую способны выполнить лишь специалисты.
Мы несколько удивились, обнаружив в рубке командора Дойла. В свою очередь, и наше появление привело его в легкое замешательство. Мне стало интересно: неужели ему захотелось подзаработать? Но ведь он же все равно никогда не летает на Землю, чтобы потратить лишние деньги…
Пока мы ждали, когда начнутся съемки, Дойл объяснил нам, каким образом работала энергостанция в те незапамятные времена, когда еще не было дешевых и простых атомных генераторов. Время от времени я бросал взгляд в иллюминатор, наблюдая, как идут дела у операторов. Наше радио было настроено на их волну, и распоряжения режиссера следовали непрерывно, одно за другим. Я уверен, что режиссеру очень хотелось поскорее вновь оказаться в своей студии на Земле, и мысленно он ругал на чем свет стоит тех, кому пришла в голову дурацкая идея снимать фильм в открытом космосе.
Со стороны обода большое вогнутое зеркало выглядело весьма впечатляюще. Некоторые из его граней отсутствовали, и я видел сияющие сквозь дыры звезды, но во всем остальном оно казалось совершенно целым — и, естественно, нисколько не потускневшим. Я чувствовал себя мухой, ползущей по краю металлической тарелки. Как ни странно, хотя вся чаша зеркала была залита солнечным светом, с того места, где мы находились, оно выглядело довольно темным. Весь свет, который оно собирало, направлялся в точку, вынесенную примерно на шестьдесят метров в космос. Несколько опорных балок до сих пор тянулись к этой точке, где раньше располагались тепловые спирали, — но теперь они просто уходили в пустоту.