Пески Палестины
Шрифт:
Джеймс хмыкнул:
— Значит, логово Хранителей, говоришь? Что ж, почему бы и нет. Думаю, Его Святейшество будет доволен моим докладом. Когда мы вернемся. Если вернемся.
Брави сделал шаг назад. К платц‑башне. Не отрывая кольтелло от горла немца.
«Ох, и отчаянный же тип!» — со злостью и восхищением подумал Бурцев.
Глава 63
Дружинники ждали, выглядывая из‑за камней. Ждали и мамлюки. И в этом тягостном молчаливом ожидании Бурцев шагнул к мототягачу с атомным прицепом. Нужно было
Приподняв подол длинной кольчуги, Бурцев взгромоздился на сиденье водителя. М‑да, тот еще тарантас! Мощный полугусеничный мотоцикл‑транспортер — мечта любого байкера. Все простенько и сердито, незатейливо и функционально. Двигатель запускается электростартером. Имеется и заводная рукоять. Под рукой — рычаг привода коробки передач. Три передних передачи. Одна — заднего хода. Рядом — рычаг переключения демультипликатора. Педаль тормоза — у правой ноги. Тормоз стоит на фиксаторе. Бурцев снял педаль с защелки. Теперь можно ехать.
«Кеттенкрафтрад» плюнул вонючим выхлопом, раскатисто затарахтел, пугнув коней и воинов Бейбарса. Дернулся, тронулся, заскрипел гусеницами, сдвинул с места прицеп, пополз натужно, потащил «гроссе магиш атоммине»…
Бурцев рулил… Наверное, выглядел он сейчас весьма колоритно. Круче, чем в кабине «опеля». Да чего там — по‑дурацки выглядел. Рыцарь при полном доспехе, в шлеме‑ведре, в белой накидке с черным тевтонским крестом, восседает на тарахтящей полугусеничной мототачке, позвякивает железом и газует, газует…
Мамлюки загалдели, заволновались. Бурцев старался не обращать внимания на крики. Главное — вогнать незнакомую машину с тяжелым прицепом меж глыбами платц‑башни.
А для начала — развернуться. Это можно сделать либо плавно, при помощи руля, либо резко, раскручивая «Кеттенкрафтрад» на приторможенной гусенице. Бурцев предпочел не рисковать и обойтись без резких движений. Прицеп все‑таки на крюке. И вес у прицепа приличный. Движок едва‑едва справляется с нагрузкой. Не хватало еще застрять на полпути.
Он пошел на разворот по широкой дуге — все сильнее налегая на руль. Протарахтел «круг почета». Проехал мимо мамлюков, живой пробкой толпившихся в воротах. Оценил: через такую преграду, ощетинившуюся копьями и саблями, не проломиться. Ни на коне, ни на мотоцикле. Бурцев видел руки, потрясающие оружием. Видел горящие бессильной яростью глаза.
Но — пронесло… Сарацины еще не понимали, что он задумал, а Джеймс по‑прежнему держал кольтелло под подбородком перепуганного пленника. И, наверное, весьма красноречиво держал. Ни копье, ни стрела, ни сабля не ударили рыцаря‑мотоциклиста. Бейбарс выжидал, искренне полагая, что деться дружине Бурцева некуда. Ни с гробом Хранителей, ни без гроба. Правда, следил при этом эмир за «атоммине» очень и очень ревниво. По роже видать: в любой момент готов отдать приказ к нападению.
Бурцев благополучно вогнал тягач с прицепом в магический круг мегалита. Заглушил двигатель. Соскочил на землю. Подошел к медиуму. Тот под ножом Джеймса совсем одурел от страха.
— Рудольф,
— Произнести заклинание перехода, — прохрипел эсэсовский эзотерик. — Но сначала нужно высвободить силу некротического поля…
— Ну так валяй, твою мать, высвобождай, пока сам не стал некротическим полем!
— Но… — немец испуганно захлопал глазами.
— Что «но»?!
Немец медлил. Мамлюки волновались.
— В чем дело, Рудольф?!
— Атоммине… — жалобно простонал медиум. Он в ужасе косился на прицеп мототягача. — Ее нельзя в хронобункер. Никак нельзя. Она должна быть здесь… Я должен активировать… должен оставить…
— А я вот тебя сейчас так активирую… — Бурцев терял терпение. — Работай, давай, умник!
Медиум, однако, упрямился. Дрожал как банный лист и лепетал что‑то о страшных карах, которые ждут его по возвращении.
Мамлюки заподозрили неладное, вновь начали наступать. Осторожно пока, медленно. Бейбарс впереди, на лихом коне. Как и подобает полководцу. Сидит в седле, тянет шею, старается рассмотреть, чем там занимаются бывшие союзники.
— Действуй, гад! — прошипел Бурцев. — Не видишь — сарацины лезут!
Пощечина не помогла. Зуботычина — тоже. Медиум упрямо мотал головой, рискуя перерезать горло о кольтелло. Страх, порождающий безумие, был в его глазах. Похоже, этот тип боялся гнева эсэсовского начальства больше, чем смерти. Наверное, есть чего бояться. Или зомбировали его коллеги‑эзотерики? Дали какую‑нибудь магическо‑гипнотическую установку: мол, не выполнив в точности задания, не возвращайся. А что, могло быть и так, очень могло…
— Атоммине должна остаться! — твердил пленник. — Должна остаться, должна, должна, должна, должна…
— Эй, каид! — окликнул Бейбарс. — Отпусти немца! Немедленно! Не принуждай его открывать секрет гроба!
Эмир понял их препирательства по‑своему. Решил, что у пленника выпытывают тайну чудо‑оружия?
— И сам отойди от сундука Хранителей! Иначе убью! Всех убью!
Так… Бейбарс забеспокоился. Опасается, что заветное могущество немецких колдунов перехватят, уведут из‑под носа. Правильно, в общем‑то, опасается… Оставлять мамлюкам атомный заряд Бурцев не собирался. Немца отпускать — тоже.
И эмир принял решение. Из серии «Так не доставайся ж ты никому!».
Гортанный приказ — и в каменный круг платц‑башни влетела первая стрела. Джеймс выругался сквозь зубы: стрела засела в груди медиума. Пленник дернулся, обмяк.
А потом…
— Ложись, — успел крикнуть Бурцев.
И стрелы посыпались градом.
Они укрылись за «Кеттенкрафтрадом» с прицепом. Спрятались за «атоммине», как прятались когда‑то за береговым камнем в скалах под Яффой. Только теперь призывы Хабибуллы уже не помогут. И на помощь эсэсовского медиума рассчитывать не приходится: Рудольф Курц испускал дух. В общем, нужно выкручиваться самостоятельно. Как?! Бурцев выматерился. Что он, супермен какой‑то, чтобы… Стоп! Супермен не супермен, но шлюссель‑менш, а это тоже дорогого стоит. Что там говорил отец Бенедикт о возможностях человека‑ключа?