Пески Палестины
Шрифт:
Глава 59
Бурцев подступил к пленнику, спросил по‑немецки:
— Как зовут?
— Курц, — продребезжал тот, — Рудольф Курц.
— Медиум эзотерической службы СС?
Страх в глазах фрица сменился откровенным ужасом:
— Откуда вы можете знать?! Кто вы такой?!
— Полковник Исаев, — в очередной раз выкладывал Бурцев свою дурацкую, но производившую почему‑то неизгладимое впечатление на фашистов легенду. — ОМОН, мля, Красной армии…
«Мля» немец не понял. «ОМОНа», видимо, тоже. «Красную армию» переварил
— Я спрашиваю, ты медиум? — поторопил Бурцев.
Отпираться, да в такой одежде, бессмысленно. Рудольф кивнул. Уточнил на всякий случай:
— Я резервный медиум. Не из основного состава. Запасной.
— Плевать! Тебе поручили взорвать Иерусалим?
— Ну… э‑э‑э…
— Цайт‑тоннель тут строишь, да?
Германец растерянно хлопал глазами. Информация о цайт‑тоннеле, похоже, полностью выбила его из колеи. «Полковник Исаев» оказался слишком осведомленным собеседником.
— Вы… Я… Я не понимаю, о чем вы… — Рудольф неуклюже пытался косить под дурачка.
— Не понимаешь?! А зачем таскаешь детонатор к атомному заряду?
Немец бледнел, паниковал, но все еще упрямился:
— Я не…
— Где ваша «атоммине», медиум хренов? Где платц‑башня? И где пленница из Пскова?
— Я не…
— А по зубам?
И жалости нет — есть лишь звериная злость.
А еще разок…
И есть желание знать правду. Любой ценой.
И еще…
Некогда, блин, миндальничать — полная луна болтается над головой, близится полночь. Если не уже…
Рядом одобрительно хмыкнул Освальд Добжиньский. Подобная методика допроса всегда импонировала пану рыцарю.
— Где?! – заорал Бурцев.
Немец лежал на земле в полнейшем ступоре. Выплевывал жидкое красное и твердое белое. Тупо пялился на выбитые зубы.
— Где, мать твою? — Бурцев вздернул медиума на ноги, вновь занес кулак.
И не хватило‑таки арийской выдержки у фрица, измученного нелегкой эзотерической службой. Рудольф заговорил, брызжа кровью с разбитых губ.
— Мина и платц‑башня там, — дрожащий палец указывал за Храмовую гору.
«Там» возвышался замок — не замок, дворец — не дворец. Унылая каменная стена с частыми бойницами и башенками охватывала приличное пространство. Со стены свисали флаги. На флагах — свастика.
— Все верно, — подтвердил дядька Адам, — вот там мы его и взяли.
— Раньше, — торопливо продолжал пленник, — это были владения ордена тамплиеров, а сейчас…
— Где пленница? — перебил Бурцев.
— Пленница?
— Шлюссель‑менш! Агделайда Краковская! Или не знаешь?!
Кулак Бурцева поднялся над головой медиума. Голова медиума ушла в плечи. Словно провалилась. Словно шея вдруг взяла и исчезла бесследно.
— Знаю! Забрали ее. Сразу, как взорвались Иосафатские ворота. Вместе с Генрихом фон Хохенлохом забрали.
Хм, Фон Хохенлох? Тевтонский магистр? А он‑то тут при чем? Ладно, не важно…
— Кто забрал? Как? Куда? — Бурцев сжимал и разжимал кулаки. В общем‑то, он уже знал ответы. Просто не хотелось верить.
— Она
— Использовать? Ах ты, паскуда! Бурцев тряхнул Рудольфа.
— Кто?! Как?! Куда?! – Он еще на что‑то надеялся.
— Эзотерическая служба забрала. В хронобункер СС. Обратный цайт‑прыжок…
— Хронобункер СС, значит?! Цайт‑прыжок, значит?!
— А ты?!
— Меня оставили. Приказали активировать мину, потом поставить магический блок на платц‑башне. Чтоб больше никто не смог…
— Потом?!
— Потом вернуться в хронобункер. Но я… Я не успел.
— Как? Как ты должен вернуться?! У тебя нет шлюссель‑башни, у тебя нет шлюссель‑менша!
— Фон Хохенлох…
— Что?! – опешил Бурцев. Опять этот магистр! — Что фон Хохенлох?!
— Он родился в тринадцатом веке. Значит, в двадцатом сможет поставить «якорь». Ему открыли магическую формулу. И он произнесет ее сразу же после цайт‑прыжка. Произнес, наверное. Уже.
«Якорь»! Вот зачем понадобился фашикам тевтонский союзничек — установить обратную связь с хронобункером на тот случай, если ничего не выйдет с цайт‑тоннелем. Ох, перестраховщики, мать вашу!
Впрочем, что‑то тут не вытанцовывалось. О колдовских «якорях» Бурцев был наслышан достаточно. И от китайского мудреца Сыма Цзяна наслышан, и от эсэсовского штандартенфюрера Фридриха фон Берберга. И хорошо усвоил: одной магической формулы для переброски во времени недостаточно. «Якорю» нужна дополнительная астрально‑энергетическая подпитка. Вроде некротического поля, которое фашики откачивали с концлагерей двадцатого столетия, чтобы попасть в тринадцатое. Бурцев напомнил об этом пленнику.
— Необходимое некротическое поле здесь уже создано, — ответил Рудольф. — Давно создано.
— Давно?! Создано?!
Стоп! А ведь это возможно! Сколько народа погибло при захвате Иерусалима цайткомандой и тевтонами?! Да и после тех кровавых событий… Перед городскими воротами стоят виселицы, на Храмовой горе — крематорий. По улицам ездят душегубки. Ночью безжалостно истребляются нарушители комендантского часа. Днем проходят облавы и расстрелы. Умерщвлены, все до единого, иерусалимские евреи. Да уж, чего‑чего, а некротической энергии в Святом Городе за время оккупации накопилось выше крыши.
— Ты знаешь, как использовать некротическое поле? Поэтому тебя оставили здесь? — спросил Бурцев.
— Я сотрудник эзотерической службы, — кивнул немец в черном балахоне. — Поле и «якорь» фон Хохенлоха позволят мне вернуться в хронобункер.
— Это односторонняя связь?
— Нет. В тринадцатом веке уже стоят наши «якоря».
Ну конечно же, цайткоманда успела наследить в прошлом!
— Ладно, остальное расскажешь по пути.
…Они направлялись к бывшей резиденции тамплиеров, украшенной ныне фашистской свастикой. Шли пешими: в окопах, окружавших логово фашиков, конь ногу сломит. Со стороны Прохода Шайтана добраться туда оказалось проще на своих двоих.