Пески Палестины

Мельников Руслан Викторович

Глава 59

Бурцев подступил к пленнику, спросил по‑немецки:

— Как зовут?

— Курц, — продребезжал тот, — Рудольф Курц.

— Медиум эзотерической службы СС?

Страх в глазах фрица сменился откровенным ужасом:

— Откуда вы можете знать?! Кто вы такой?!

— Полковник Исаев, — в очередной раз выкладывал Бурцев свою дурацкую, но производившую почему‑то неизгладимое впечатление на фашистов легенду. — ОМОН, мля, Красной армии…

«Мля» немец не понял. «ОМОНа», видимо, тоже. «Красную армию» переварил

быстро. Рудольф Курц шумно и жадно хватал воздух ртом.

— Я спрашиваю, ты медиум? — поторопил Бурцев.

Отпираться, да в такой одежде, бессмысленно. Рудольф кивнул. Уточнил на всякий случай:

— Я резервный медиум. Не из основного состава. Запасной.

— Плевать! Тебе поручили взорвать Иерусалим?

— Ну… э‑э‑э…

— Цайт‑тоннель тут строишь, да?

Германец растерянно хлопал глазами. Информация о цайт‑тоннеле, похоже, полностью выбила его из колеи. «Полковник Исаев» оказался слишком осведомленным собеседником.

— Вы… Я… Я не понимаю, о чем вы… — Рудольф неуклюже пытался косить под дурачка.

— Не понимаешь?! А зачем таскаешь детонатор к атомному заряду?

Немец бледнел, паниковал, но все еще упрямился:

— Я не…

— Где ваша «атоммине», медиум хренов? Где платц‑башня? И где пленница из Пскова?

— Я не…

— А по зубам?

И жалости нет — есть лишь звериная злость.

А еще разок…

И есть желание знать правду. Любой ценой.

И еще…

Некогда, блин, миндальничать — полная луна болтается над головой, близится полночь. Если не уже…

Рядом одобрительно хмыкнул Освальд Добжиньский. Подобная методика допроса всегда импонировала пану рыцарю.

— Где?! – заорал Бурцев.

Немец лежал на земле в полнейшем ступоре. Выплевывал жидкое красное и твердое белое. Тупо пялился на выбитые зубы.

— Где, мать твою? — Бурцев вздернул медиума на ноги, вновь занес кулак.

И не хватило‑таки арийской выдержки у фрица, измученного нелегкой эзотерической службой. Рудольф заговорил, брызжа кровью с разбитых губ.

— Мина и платц‑башня там, — дрожащий палец указывал за Храмовую гору.

«Там» возвышался замок — не замок, дворец — не дворец. Унылая каменная стена с частыми бойницами и башенками охватывала приличное пространство. Со стены свисали флаги. На флагах — свастика.

— Все верно, — подтвердил дядька Адам, — вот там мы его и взяли.

— Раньше, — торопливо продолжал пленник, — это были владения ордена тамплиеров, а сейчас…

— Где пленница? — перебил Бурцев.

— Пленница?

— Шлюссель‑менш! Агделайда Краковская! Или не знаешь?!

Кулак Бурцева поднялся над головой медиума. Голова медиума ушла в плечи. Словно провалилась. Словно шея вдруг взяла и исчезла бесследно.

— Знаю! Забрали ее. Сразу, как взорвались Иосафатские ворота. Вместе с Генрихом фон Хохенлохом забрали.

Хм, Фон Хохенлох? Тевтонский магистр? А он‑то тут при чем? Ладно, не важно…

— Кто забрал? Как? Куда? — Бурцев сжимал и разжимал кулаки. В общем‑то, он уже знал ответы. Просто не хотелось верить.

— Она же шлюссель‑менш, — состроил виноватую мину немец. — Ее можно использовать вместо шлюссель‑башни…

— Использовать? Ах ты, паскуда! Бурцев тряхнул Рудольфа.

— Кто?! Как?! Куда?! – Он еще на что‑то надеялся.

— Эзотерическая служба забрала. В хронобункер СС. Обратный цайт‑прыжок…

— Хронобункер СС, значит?! Цайт‑прыжок, значит?!

— А ты?!

— Меня оставили. Приказали активировать мину, потом поставить магический блок на платц‑башне. Чтоб больше никто не смог…

— Потом?!

— Потом вернуться в хронобункер. Но я… Я не успел.

— Как? Как ты должен вернуться?! У тебя нет шлюссель‑башни, у тебя нет шлюссель‑менша!

— Фон Хохенлох…

— Что?! – опешил Бурцев. Опять этот магистр! — Что фон Хохенлох?!

— Он родился в тринадцатом веке. Значит, в двадцатом сможет поставить «якорь». Ему открыли магическую формулу. И он произнесет ее сразу же после цайт‑прыжка. Произнес, наверное. Уже.

«Якорь»! Вот зачем понадобился фашикам тевтонский союзничек — установить обратную связь с хронобункером на тот случай, если ничего не выйдет с цайт‑тоннелем. Ох, перестраховщики, мать вашу!

Впрочем, что‑то тут не вытанцовывалось. О колдовских «якорях» Бурцев был наслышан достаточно. И от китайского мудреца Сыма Цзяна наслышан, и от эсэсовского штандартенфюрера Фридриха фон Берберга. И хорошо усвоил: одной магической формулы для переброски во времени недостаточно. «Якорю» нужна дополнительная астрально‑энергетическая подпитка. Вроде некротического поля, которое фашики откачивали с концлагерей двадцатого столетия, чтобы попасть в тринадцатое. Бурцев напомнил об этом пленнику.

— Необходимое некротическое поле здесь уже создано, — ответил Рудольф. — Давно создано.

— Давно?! Создано?!

Стоп! А ведь это возможно! Сколько народа погибло при захвате Иерусалима цайткомандой и тевтонами?! Да и после тех кровавых событий… Перед городскими воротами стоят виселицы, на Храмовой горе — крематорий. По улицам ездят душегубки. Ночью безжалостно истребляются нарушители комендантского часа. Днем проходят облавы и расстрелы. Умерщвлены, все до единого, иерусалимские евреи. Да уж, чего‑чего, а некротической энергии в Святом Городе за время оккупации накопилось выше крыши.

— Ты знаешь, как использовать некротическое поле? Поэтому тебя оставили здесь? — спросил Бурцев.

— Я сотрудник эзотерической службы, — кивнул немец в черном балахоне. — Поле и «якорь» фон Хохенлоха позволят мне вернуться в хронобункер.

— Это односторонняя связь?

— Нет. В тринадцатом веке уже стоят наши «якоря».

Ну конечно же, цайткоманда успела наследить в прошлом!

— Ладно, остальное расскажешь по пути.

…Они направлялись к бывшей резиденции тамплиеров, украшенной ныне фашистской свастикой. Шли пешими: в окопах, окружавших логово фашиков, конь ногу сломит. Со стороны Прохода Шайтана добраться туда оказалось проще на своих двоих.