Песнь Давида
Шрифт:
– Почему он ушел, Моисей? Куда? Никто не видел его уже две недели. Никто ничего не знает. Если верить его словам, он влюблялся в меня. Но почему тогда он ушел, да еще и таким образом?
Милли была на грани слез, а я, чтобы не сойти с ума, слушая прощание своего лучшего друга, начал рисовать, мои пальцы парили над альбомом.
Я позвонил отцу Тага, тот позвонил его маме, а та позвонила его младшим сестрам, которые уехали на учебу. Милли была права. Никто ничего не знал. Никто не видел и ничего не слышал от него с тех пор, как он пропал.
– Он говорил или делал что-нибудь странное? Хоть что-нибудь, что могло бы подсказать нам, куда он ушел? – беспомощно спросил я.
Из-за рассказа Тага мне захотелось взвыть от безысходности. Очевидно, что он поведывал историю любви. А мой опыт в амурных делах наталкивал на мысли, что эта история плохо закончится. Любовные истории, как правило, трагичны.
– Нет. Но он выглядел усталым, хотя это на него не похоже, – ответила Милли, прерывая мои депрессивные мысли. – Таг неутомимый. Ты не замечал? У него больше энергии, чем у любого моего знакомого. Но он выглядел усталым. Он постоянно готовился к бою с Сантосом. Пару раз он даже уснул на диване, пока смотрел телевизор с Генри. Однажды я разбудила его в полночь, потому что диван у нас маленький и вряд ли удобный для сна. Таг был сбитым с толку, едва соображал, с трудом выговаривал слова. Не знай я его, то решила бы, что он пьян. Но он ничего не пил! За все время, что мы знакомы, он даже к пиву не притрагивался. А тут он уснул на диване на три часа. Я не хотела, чтобы он садился за руль – для этого он был слишком сонным, пусть и ехать было всего пару кварталов. Но он утверждал, что в порядке. Я провела его к машине, и он пошутил насчет того, что слепая ведет слепого. – Ее голос сорвался.
– Это был последний раз, когда ты его видела?
– Нет. В нашу последнюю встречу он… мы с ним… – Милли замолчала, и ее щеки подозрительно порозовели.
Сукин сын! Дальнейшие объяснения не нужны. Я снова почувствовал себя полностью растерянным. Я вышел, чтобы позвонить Джорджии, и она ответила после первого же гудка. Ее голос был полон надежды и страха.
– Какие новости? – спросила она без всяких преамбул.
Такая моя Джорджия – сразу берет быка за рога. Это одно из моих любимых ее качеств, которое спасло нас, когда наша собственная история любви переживала трагические времена.
Это напомнило мне о кое-чем, и я внезапно выпалил:
– Ты знаешь, что однажды Таг буквально взял быка за рога? Я сам видел.
Джорджия молчала с секунду, а затем снова требовательно спросила:
– Моисей? Милый, о чем ты говоришь? Что происходит с Тагом?
– Мы были в Испании, в Сан-Себастьяне. Это город в Стране Басков. Ты знала, что испанки бывают блондинками? Я вот не знал. Я повсюду видел блондинок и вспоминал о тебе. У меня было ужасное настроение, и Тагу пришла в голову «гениальная» идея, что нам нужно в Памплону, чтобы поучаствовать в энсьерро [8] . Мол, всплеск адреналина как раз то, что мне нужно, чтобы взбодриться. Памплона не так уж и далеко от Сан-Себастьяна – всего час езды на юг на автобусе. Я знал, что ему жить надоело. По крайней мере, так было в Монтлейке. И он был немного сумасшедшим. Ты представляешь, он ждал, пока бык пробежит мимо него, а затем погнался следом! Когда бык повернулся к нему, Таг схватил его за рога и сделал прием с падением на спину, как ковбои на родео.
8
Энсьерро – испанский национальный обычай, состоящий в убегании от специально выпущенных из загона быков, коров или телят.
– Ты про стир-реслинг? – Джорджия явно была сбитой с толку, но все равно внимательно меня слушала.
– Да, именно. Таг пытался побороть быка. Бык победил, но зато на Таге не осталось ни царапинки. До сих пор не понимаю, как это возможно. Я так громко кричал, что потом хрипел еще неделю. Что не страшно, поскольку я не общался с ним две недели. Сукин сын! Я думал, что он умрет!
Мое горло сдавило от эмоций, но Джорджия все равно услышала то, чего я не мог сказать.
– Что происходит, Моисей? Где Таг?
– Я не знаю, Джорджия. Можешь приехать? Ты нужна мне. И что-то мне подсказывает, что, прежде чем все это закончится, ты будешь нужна Милли. Некоторые вещи нельзя обсудить с мужчиной. Даже если он лучший друг твоего парня. Особенно если он лучший друг твоего парня.
Глава 5
Утром понедельника я припарковался перед домом Амелии и ждал, когда Генри пойдет в школу. Когда Робин приехала за ним в бар, я начал выуживать из нее информацию, чтобы разобраться, кто оставил ему синяки на лице. После стольких стаканов спрайта мальчик вышел в туалет, и я тут же устроил Робин допрос с пристрастием. Я ничего не рассказал Амелии в тот вечер или даже в зале в субботу, но игнорировать проблему было нельзя. Мысль о том, что кто-то портил Генри жизнь, что кто-то поднял на него руку, вызывала во мне желание кого-нибудь придушить. Задир и стерв. Всегда их ненавидел. Поэтому я взял на себя смелость вмешаться, а не только учить его приемам в тренажерном зале.
Робин сказала, что чаще всего Генри ходит в школу пешком. Та находилась всего в паре кварталов от их дома, но иногда Милли составляла брату компанию. Он ходил на обычные уроки в обычную школу и, если верить Робин, получал хорошие отметки. Судя по всему, Милли часто общалась с учителями и была на короткой ноге с администрацией. Мне было любопытно, как активно Генри принимал участие в занятиях и как ладил с другими детьми. Робин сказала, что, насколько ей известно, у него нет друзей. Судя по его губе, он привлек к себе чье-то внимание. Я пообещал Робин, что разберусь с этим. Она выглядела немного удивленной, но затем просто пожала плечами.
Генри уходил из дома в полвосьмого. Купив по дороге два стакана кофе, я встал у обочины и прогрел машину. Я не знал, нравится ли Генри кофе, но зато он нравился мне. Я чувствовал себя каким-то извращенцем, поджидавшим ребенка, но, когда Генри вышел, я все равно опустил окно и весело с ним поздоровался, а затем попросил поговорить с ним.
– Я отвезу тебя в школу, чтобы ты не опоздал, – добавил я, когда Генри посмотрел на часы.
Он широко улыбнулся, будто обрадовался моему приезду, и без возражений подошел к пассажирскому месту. Я мысленно пообещал себе, что в будущем побеседую с ним об опасности общения с незнакомцами. Генри скинул портфель на пол и взял предложенный кофе со стоном благодарности. Я усмехнулся, и мы несколько минут наслаждались напитком, прежде чем приступить к важному разговору.
– Генри, расскажи мне, что с тобой произошло. Почему у тебя разбита губа? И кто оставил тебе этот синяк на щеке?
Генри залился алой краской и слегка подавился кофе. Затем отставил стаканчик и смущенно вытер ладонью губу. Я начал потихоньку закипать.
– Знаешь, я просил Милли привести тебя в зал, чтобы ты научился защищаться. Но это займет какое-то время. А пока я хочу знать: тебя кто-то достает в школе?
Мальчик даже на меня не смотрел.
– Генри? Чью задницу мне нужно надрать?
– Ты не можешь.
– Чего не могу? Надрать зад великану? – тихо произнес я, вспоминая нашу завуалированную беседу.
– Не великану. Девочке, – прошептал Генри.
– Девочке?! – Я был бы менее удивлен, если бы он сказал, что это Милли его избила.
– Моя подруга.
Я покачал головой:
– Это вряд ли. Друзья не используют тебя как боксерскую грушу.
Генри покосился на меня, многозначительно вскинув брови. Туше.
– Ну, по крайней мере, если ты сам их об этом не просишь, – исправился я, думая обо всех друзьях в зале, которые регулярно делали из меня отбивную.