Песнь дружбы
Шрифт:
Бабетта рассмеялась: ласточки никогда не заденут его, как бы они быстро ни летели, даже если их будет целая тысяча. Откуда у этих созданий такая мудрость? Откуда? Ах, она так счастлива, что ласточки свили гнездо как раз над ее дверью! Это приносит счастье и покой. А кроме того, ласточки оберегают от лихорадки, точно так же как голуби-турманы предохраняют от рожи. Ах, мир — сплошная загадка и чудо.
— Помоги мне вылить лохань, Карл!
А когда пробуешь заговорить об этих вещах с людьми, они смеются, а ведь это все верно. Люди смеются над всем, смеются даже тогда, когда им рассказывают о духах и привидениях. И все-таки она несколько раз в своей жизни видела духов — она может поклясться в этом. Да! Все это не так просто, нельзя же все осмеивать. Однажды — она как раз собиралась выйти- из дому —
Бабетта вдруг перестала болтать, перевела дух и обернулась к Карлу.
— Почему ты сегодня ничего не говоришь? — спросила она.
— Я слушаю тебя, Бабетта, — ответил Карл, — и размышляю кое о чем.
— О чем же ты размышляешь? — спросила Бабетта с упреком в голосе. Она не любила, когда Карл размышлял; она ревновала его к его мыслям. Не о чем ему раздумывать!
У Карла-кузнеца был здоровый, загорелый вид, лицо утратило страшный известковый оттенок — цвет безнадежного несчастья. Нет, теперь он уже не станет буравить головой стену, да еще гранитную, и не ляжет, чтобы умереть от голода. Прежде он был словно окаменевшим, теперь же снова оживает. У него есть друзья, он не мерзнет, не голодает, даже кое-что зарабатывает, немного, правда, но все же достаточно для того, чтобы не чувствовать себя нищим. Он здоров и силен, как лошадь. Разве этого мало! Многих из его друзей нет в живых, это были ребята здоровые, как быки, а теперь они давно уже лежат в земле и не шелохнутся. Неужели же лучше неподвижно лежать в земле, чем жить на свете, хотя бы и калекой? Он чувствует, как греет солнце, слышит пение птиц, шелест ветра и человеческие голоса. В тысячу раз лучше жить на земле, пусть даже с изъяном, чем лежать под землей! Нет, Карл вовсе не был недоволен жизнью, хотя и счастливым его тоже нельзя было назвать.
— Я часто думаю, — заговорил Карл немного погодя задумчиво и нерешительно: он все еще ощущал взгляд Бабетты, направленный на него, — я часто думаю о том, что у других есть жены. Человек работает, скажем, в каменоломне, надрывается целый день, но когда он приходит домой, жена подает ему обед. Пусть даже самый скромный, но он знает, что у него есть пристанище.
Бабетта гремела ведрами, ломала хворост и раздувала огонь. Ее голос прозвучал словно издалека, когда она ответила:
— А кто сказал, что у тебя никогда не будет жены, Карл?
— Жена? У меня? — Карл довернул черные очки в сторону котла, где, как он предполагал, находилась Бабетта.
— Да почему же нет? Ты молод и здоров. Почему бы тебе не жениться?
— Да кто же это согласится выйти за меня, Бабетта?
— О, дай срок! Что уж такого страшного с твоими глазами, Карл? У людей бывает чахотка — это гораздо хуже!
Чахотка! Да, чахотка, разумеется, гораздо хуже, с этим он вынужден согласиться.
— Ну вот видишь! Почему ты не попытаешься как-нибудь один спуститься в город? Я уже не раз говорила тебе об этом. Увидишь, все будет хорошо. Нужно только попробовать. Иди-ка сюда, помоги мне!
— Да, я завтра пойду, Бабетта!
Карл покраснел до корней волос. Она, значит, считает, что у него когда-нибудь будет жена? Его сердце преисполнилось благодарности к Бабетте. Они отжимали простыню, и его руки приблизились к ее рукам. Он испытывал потребность прикоснуться к ней, чтобы выразить ей свою благодарность, и начал гладить ее руки.
— Ты и в самом деле так думаешь, Бабетта, или только говоришь?
Разумеется, она и в самом деле так думает.
— Чудесные у тебя руки, Бабетта, — ничего не скажешь! — продолжал Карл, и в голосе его звучали удивление и восторг. — Красивые, полные руки!
Бабетта засмеялась глуповатым смехом, а ведь повода для смеха, собственно, не было никакого.
— Да, красивые, полные руки! И какие они теплые, какая шелковистая кожа!
Бабетта находила, что ее руки показать не стыдно, есть на что поглядеть. Но, вообще говоря, ей уже не двадцать лет, и она всю свою жизнь работала как вол, гнула спину с утра до ночи. Да, работала как вол, бог свидетель!
Глуповатый смех Бабетты смутил Карла и в то же время ободрил его. Он провел рукой по ее бедрам.
— Да и бедра у тебя тоже хоть куда, Бабетта! — одобрительно сказал он. Он уже несколько лет не прикасался к женским бедрам, и кровь бешено ударила ему в голову. — Славные бедра, как и полагается!
Бабетта снова рассмеялась дурацким смехом, как молодая девушка, когда ее щекочут. Она даже слегка блеяла при этом. О да, бедра у нее тоже вполне сносные. Бедра у Бабетты были полные, внушительные. Ей было за сорок, и она уже немного раздалась.
— Да и вообще, кажется, у тебя все на месте, как полагается, — продолжал Карл. В ушах у него звенело, он внезапно словно опьянел и совершенно не сознавал, как все это произошло. Бабетта визгливо рассмеялась — ну, это уж слишком! Она вырвалась, и Карл не знал теперь, где она.
— Ах ты! — завизжала она из угла, но голос у нее был вовсе не сердитый. — Какая это муха тебя сегодня укусила? Посмотрите-ка на него! Ну, завтра ты пойдешь в город один, вот увидишь, как это просто! Тебе не нужна собака-поводырь.
— Да, завтра я обязательно пойду в город, Бабетта!
И действительно, на следующий день Карл отправился в город. Он нащупывал дорогу палкой. Спуститься с горы было совершеннейшим пустяком. Потом маленький мостик, а за ним начиналось широкое шоссе. Корни лип приподняли мостовую, и эти бугры указывали ему дорогу вдоль лип. Потом начиналась булыжная мостовая — по ее сторонам стояли дома. Стучали кузнечные молоты. Он дошел ощупью до кузницы Хельбинга и постоял около нее, вдыхая запах раскаленного железа. Он очень хотел, чтобы с ним заговорили. Но кузнецы, знавшие его, побаивались его черных очков и не произнесли ни слова. Он повернул назад.
— Я дошел до кузницы Хельбинга, Бабетта! — заявил он, вернувшись. — Это было очень легко. Ты, я думаю, права: собаки мне не нужно. На это я могу не тратиться.
— Ну вот видишь! — торжествовала Бабетта. — Я ведь тебе все время говорила! Нужно было только попытаться!
— Да, теперь я буду часто ходить в город. Обратно идти было уже гораздо легче.
За обедом Бабетта похвалила его: он прошел один до кузницы Хельбинга! Друзья поздравляли его, а Рыжий совершенно серьезно пригласил его в свой сад полюбоваться цветущими яблонями. Они превратились в сплошное облако из цветов.
— Ты должен взглянуть на них, Карл! — сказал он.
Карл молчал.
— Ну, пойди уж с ним и полюбуйся его деревьями! — сказала Бабетта.
Неужели они совсем забыли, неужели они действительно совсем забыли?..
17
Весна была холодная и дождливая, но в последние дни солнце начало припекать совсем по-летнему. Герман оглядывал долину: мириады зерен, лежавших в земле, взошли. За одну ночь долина зазеленела.
Из лесу веяло теплом, ветер был мягок, как материнский поцелуй. Рыжий взял у Бабетты ножницы и скрылся в кухне. Слышно было, как он там плещется, фыркает и стонет от наслаждения. Он устроил себе основательную чистку, и это, поистине, не было излишней роскошью. Когда он вышел, его было просто не узнать. Он наполовину укоротил свою огненную бороду, снял шарф и зеленую вязаную куртку. На свет выглянула снова его старая розовая рубашка. Он был похож на недощипанную курицу, казался голым, неприлично голым. Антон, увидев его, покатился со смеху. Да, теперь уже не оставалось ни малейшего сомнения в том, что близится лето.