Песнь дружбы
Шрифт:
Антон! Кровь внезапно бросилась ей в голову. Ей надо выйти на свежий воздух, ей в самом деле дурно. Она должна выпить немного холодной воды. Не поможет ли ей Антон накачать воды из колодца? Он сидит ближе всех к двери.
Антон, разумеется, охотно согласился — он ведь был кавалер. Воздух на дворе был изумительно свеж, как глоток снега. А звезды! Вонь от трубки Рыжего стала — просто невыносимой. Антон качал воду, и Альвина наклонилась, чтобы наполнить стакан. Она выпила один стакан, второй… Ах, какая прекрасная, свежая вода! Когда она наполнила стакан в третий раз, Антон наконец обхватил ее. Как глупы иногда бывают мужчины! Но —
— Ишь ты какой отчаянный! — закричала она.
Антон громко расхохотался. Он попытался удержать ее, но она убежала.
Герман подал знак, и Генсхен наполнил всем стаканы. Тогда Герман встал и произнес речь. Он говорил столько хорошего о Карле и еще больше о Бабетте, ее преданности и добром сердце, что глаза у Бабетты снова наполнились слезами. Ах, если бы покойная матушка могла слышать эту речь! Но вот все закричали, и ей опять надо чокнуться с ними, и все должны выпить до дна. И она тоже! Ах, Бабетта не может больше пить; неужели же эти изверги ничего не соображают!
Наконец и Карл стряхнул свою угрюмую серьезность и торжественную задумчивость. Он внезапно поднялся со стаканом в руке и запел глубоким басом песню. У него был красивый бархатный голос. Песня страшно понравилась, и все так бурно выражали свое одобрение, что он был вынужден спеть еще одну. Веселье не прекращалось, все время придумывали что-нибудь новое. Генсхен поднялся и прошептал Карлу что-то на ухо. Карл тотчас же сбросил свой черный свадебный сюртук. Но это пришлось не по вкусу Бабетте. Нет, так не годится! Она рассердилась. На что это похоже? Не может же Карл в день своей свадьбы сидеть в жилетке! Но Герман, знавший таланты Генсхена, объяснил ей, что Генсхен будет сейчас показывать волшебные фокусы и что ему для этого нужен сюртук Карла. Фокусы? Фокусы! Да, вот это свадьба так свадьба, люди добрые! Сначала фейерверк, потом фокусы! Жаль, что Фрида ушла так рано.
Генсхен исчез, а когда вернулся, все так и покатились со смеху. Тут и мертвый рассмеялся бы. Он был невероятно комичен в черном праздничном сюртуке, который был ему слишком широк, в залихватски надетом цилиндре, с тросточкой в руке. Он сдвинул цилиндр и вытянул губы. Какие трели! Да это соловей! Ну, что вы на это скажете! Куриное кудахтанье — тут происходит настоящая куриная битва! Потом залаяли собаки, большие и маленькие дворняжки — целая деревня. Ведьма, спавшая под столом, вылезла, тявкая, и бросилась к ногам Генсхена. Но тут вдруг целое сборище котов принялось так жалобно мяукать, что Ведьма буквально взбесилась. Полный мешок котов! А когда все эти коты принялись фыркать, Ведьма испугалась, поджала хвост и дрожа ретировалась под стол.
Генсхен снял цилиндр и раскланялся. Отделение первое! Затем он засучил длинные рукава праздничного сюртука, похлопал в ладоши, показал руки: пусто. Он взмахнул кончиками пальцев, и к ним вдруг прилипли талеры, затем тотчас же исчезли снова. Он сжал кулаки, открыл их: пусто. Снова сжал, и когда открыл во второй раз, в каждой руке было по белому яйцу. Яйца тоже исчезли. Тогда Генсхен извлек из ноздрей Германа, Альвины и Антона по талеру, а под конец вынул изо рта у брата Бабетты яйцо. Но когда он вытащил яйцо изо рта у Бабетты, она завизжала так громко, что задохнулась. При этом она крепко схватилась обеими руками за живот, иначе ребенок появился бы на свет в ту же минуту — бог свидетель.
Здорово! Генсхен громко хохотал. Он снял сюртук и возвратил его Карлу. Альвина кричала от удовольствия: вот это люди так люди!
Теперь Альвина была уже совершенно пьяна, она это чувствовала: все плыло у нее перед глазами. Ее снова охватило желание, просто непреодолимое, чтобы Антон, этот верзила, силач, скупой на ласку, обнял ее еще раз. Ах, господи, как он застенчив, и в то же время как странно он все время на нее смотрит! Альвина вдруг опять покраснела, она так и залилась краской. Она поднялась. Ах, ей дурно, заявила она, а лицо у нее при этом пылало, как раскаленные угли. Ей, мол, опять надо напиться холодной воды. Не поможет ли Антон ей снова? Ну, разумеется, Антон галантен, как всегда. Он обнял ее так крепко, что на этот раз она не могла улизнуть, да она вовсе и не пыталась. Антон сказал, что охотно побеседовал бы с нею несколько минут без помехи: они могли бы пройти в сад. «Нет, нет», — закричала Альвина, однако пошла с ним в сад. На этот раз они долго не возвращались.
— Я боюсь! — сказала Альвина. — Боже мой, Антон, что они подумают?
— Ничего не подумают! — ответил Антон и протолкнул ее в дверь.
Да, действительно, они ничего не думали. Даже не обратили на них никакого внимания, когда они вернулись. Брат Бабетты был вдребезги пьян и пытался справить естественную нужду в углу кухни. Герман взял его в охапку и вынес, и все они захохотали как одержимые.
— Вышвырни его вон, Герман, вон! — кричала Бабетта. — Какой стыд! На моей свадьбе!
Но тут пришла очередь Рыжего. Он почти весь вечер молчал, только пил без разбора вино, пиво и водку и думал об Эльзхен и своем маленьком Роберте. Он тоже скоро отпразднует свадьбу! Ждать; быть может, осталось не так уж долго. Он сидел весь багровый, покуривая свою обгрызенную трубку, распространявшую удушающее зловоние.
Рыжий сам приготовлял табак из каких-то листьев и лесных корешков, сохраняя рецепт в тайне. Бабетта, сидевшая рядом с ним, чуть не падала в обморок от этой вони!
Но вот пришла его очередь. Внезапно среди общего смеха и криков раздался звонкий, свежий, совершенно чужой голос, говоривший без остановки.
— Кто это говорит? — удивленно спросила Бабетта. — Да послушайте же, здесь кто-то говорит!
Действительно, кто-то говорил. Совершенно отчетливо, странным, звонким тенором. Слушайте!
— Уважаемые сотрапезники! Я позволю себе выразить новобрачным мои сердечные пожелания счастья. Я, бургомистр Хельзее, почитаю своим долгом…
Бабетта встала и осмотрелась по сторонам.
— Да кто же это говорит, ради бога?! — закричала она. — Бургомистр? Дух? Слушайте же!
Герман расхохотался, вслед за ним неистово расхохотались остальные. Рыжий оказался чревовещателем. Он лукаво улыбался, не выпуская трубки изо рта. Для Бабетты это было уже слишком.
— Люди добрые, да вы никак хотите меня совсем свести с ума! — кричала она. — Я и в самом деле подумала, что бургомистр здесь, только я его не вижу. Ах, да вы ведь настоящие жулики!
Это было уже слишком, слишком! Бабетта, смеясь, упала на стул: с ней сделались настоящие судороги от смеха. Ой, люди добрые! Герман ударил ее по спине. Но Бабетта не могла перестать смеяться; при этом она обеими руками держалась за живот. Бургомистр! Ой, люди добрые! Да это же настоящие мошенники, все вместе взятые! Ну и свадьба!