Песнь Кали
Шрифт:
Кришна поднял глаза на меня.
– Вы наверняка должны знать, что именно о М. Дасе мы и говорили.
– Который? – тупо спросил я.– Кто? Что вы хотите сказать, черт возьми? Вы имеете в виду, что священник и был великим поэтом М Дасом? Вы шутите?
– Нет,– ровно ответил Кришна.– Не священник.
– Тогда кто…
– Жертва,– медленно, будто объясняя что-то глуповатому ребенку, сказал Кришна.– Жертва. Мистер М. Дас был тем, кого мистер Муктанандаджи принес в качестве жертвы.
9
Калькутта,
Веревки, чтобы затянуть на шее.
Той ночью мне снились коридоры и пещеры. Потом место действия переместилось в оптовый мебельный магазин в ближнем Саут-сайде в Чикаго, где я работал летом после второго курса в колледже. Магазин был закрыт, но я все ходил по бесконечным анфиладам демонстрационных помещений, плотно заполненных мебелью. Воздух пропитался запахами обивочной ткани и дешевого лака. Я побежал, протискиваясь между почти впритык расставленными гарнитурами. Я вдруг только что вспомнил, что Амрита с Викторией еще где-то в магазине, и если я не смогу быстро их найти, то нас здесь запрут на ночь. Я не хотел оставлять их одних, ожидающих меня, запертых в темноте. Я бежал, перемещался из комнаты в комнату, звал их по именам…
Раздался звонок. Я дотянулся до дорожного будильника, стоявшего на тумбочке рядом с кроватью, но звук не затихал. Было пять минут девятого. И когда я уже сообразил, что этот шум исходит от телефона, из ванной вышла Амрита и сняла трубку. Пока она разговаривала, я дремал. Звук включенного душа снова вырвал меня из сна.
– Кто это был?
– Мистер Чаттерджи,– отозвалась Амрита, перекрикивая шум воды.– Ты не сможешь получить рукопись Даса до завтра. Он извинился за задержку. Все, кроме этого, решено.
– М-м-м Черт. Еще один день.
– В четыре мы приглашены на чай.
– Да? Куда?
– К мистеру Майклу Леонарду Чаттерджи. Он пришлет свою машину. Ты не хочешь спуститься и позавтракать со мной и со своей дочерью?
Я что-то промычал, накрылся еще одной подушкой и опять заснул.
Мне показалось, что прошло минут пять, прежде чем в комнату вошла Амрита с Викторией на руках. За ней следовал с подносом в руках официант в белом Будильник показывал десять двадцать восемь.
– Благодарю вас,– сказала Амрита.
Она опустила ребенка на ковер и дала официанту несколько рупий. Виктория захлопала в ладоши и откинула головку, чтобы посмотреть, как официант уходит. Амрита взяла поднос, поставила его на руку и поднесла кончик пальца к подбородку, одновременно грациозно присев в реверансе.
– Намасти и с добрым утром, сагиб. Руководство отеля желает вам чудесного и приятного дня, хотя, к сожалению, большая его часть уже прошла. Да-да-да.
Я уселся в кровати, а она обмахнула мои колени салфеткой и аккуратно поставила поднос. Затем она снова сделала реверанс и протянула руку ладонью вверх. Я бросил в ладонь веточку петрушки.
– Сдачу оставьте себе,– сказал я.
– О, благодарю вас, благодарю, великодушный
– По-моему, сегодня ты собиралась поохотиться на сари,– заметил я.
Амрита раздвинула тяжелые шторы, и я прищурился от серого света.
– Господи! – воскликнул я.– Неужели это солнце? В Калькутте?
– Мы с Камахьей уже сходили за покупками. Очень неплохой магазин. И совсем недорогой.
– Что-нибудь подыскала?
– Да конечно. Ткань принесут позже. Мы накупили много-много ярдов. Я истратила, наверное, весь твой аванс.
– Черт! – Я опустил глаза и скривился.
– Что такое, Бобби? Кофе холодный?
– Нет, кофе нормальный. Очень даже неплохой. Просто я сообразил, что упустил возможность снова увидеть Камахью. Черт возьми!
– Переживешь,– сказала Амрита, укладывая Викторию на кровать, чтобы переодеть.
Кофе действительно был хорошим, и маленький металлический кофейник еще не опустел. Открыв тарелку, я обнаружил на ней два яйца, гренки с маслом и… о чудо из чудес… три кусочка настоящей грудинки.
– Фантастика,– выдохнул я.– Спасибо, маленькая.
– А, пустяки,– откликнулась Амрита.– Кухню, конечно, и не собирались открывать, но я сказала им, что это для знаменитого поэта из шестьсот двенадцатого номера. Поэт почти всю ночь обменивается байками с какими-то ребятами, а потом возвращается и при этом хихикает достаточно громко, чтобы разбудить жену и ребенка.
– Прости.
– О чем вы там говорили ночью? Ты что-то бормотал во сне, пока я тебя не пихнула.
– Прости, прости, прости.
Приладив Виктории новый подгузник, Амрита выбросила старый, снова подошла ко мне и присела на краешек кровати.
– А если серьезно, Бобби, с какими откровениями выступил Таинственный Незнакомец Кришны? Это реально существующий человек?
Я предложил ей ломтик гренки. Она отрицательно покачала головой, а потом взяла его у меня из пальцев и откусила кусочек.
– Ты точно хочешь услышать эту историю? – спросил я.
Амрита кивнула. Глотнув кофе, я решил опустить детали и начал рассказывать легким, слегка саркастическим тоном. Иногда прерывая рассказ, чтобы выразить свое отношение к некоторым местам повествования покачиванием головы или коротким замечанием, я умудрился уложить трехчасовой монолог Муктанандаджи меньше чем в десять минут.
– О Господи,– произнесла Амрита, когда я закончил. Она казалась расстроенной, даже встревоженной.
– В общем, в любом случае это было неплохим завершением моего первого дня в прекрасном городе Калькутте,– сказал я.
– Ты не испугался, Бобби?
– Помилуй Бог, нет. А почему я должен был испугаться, малышка? Волновался я лишь о том, чтобы вернуться в отель, сохранив при себе бумажник.
– Да, но…
Амрита умолкла, подошла к Виктории, сунула ей обратно в руку оброненную пустышку и вернулась к кровати.