Песнь ледяной сирены
Шрифт:
В ярком свете Северного Сияния она видела кроны деревьев Ледяного Венца. Что-то неправильное было в них, странное. Ельник, обрамляющий стеклянный лес духов зимы по одному краю, сверху выглядел именно так, как Сольвейг себе и представляла: величественное зеленое море, ощетинившийся иголками ковер.
Но Ледяной Венец…
В самой своей сердцевине он оказался… полым. Частокол стеклянных деревьев свернулся кольцом вокруг невидимой теперь Полярной Звезды. Как Фениксово море, ставшее огранкой для ледяного острова Крамарк.
Да еще эти витиеватые
«Святое пламя... Это же…»
В битве вековой давности Феникс победил Хозяина Зимы, но не смог его уничтожить – потому что не уничтожил филактерий, в котором была заключена сама суть властителя льда, его ледяная стихия. Тот, что стал обителью и источником силы для духов зимы.
Слетевшая с головы Хозяина Зимы корона.
Его ледяной венец.
Глава тридцатая. Зимний бал
Ледяной Венец встретил Эскилля холодно – стужей и ветром. Знали бы духи зимы, что он собирался провернуть, налетели бы на него, призвали новую снежную бурю.
Выходило, что вендиго для них – лишь инструмент. Шестеренка, деталь более сложной игрушки, которая скрашивала их однообразную вечность. А вместо ключика, способного игрушку завести – человеческие жертвы. Отчаявшиеся и готовые на все или попросту обманутые люди.
Эскилль зло мотнул головой. Он не мог уничтожить духов зимы, не мог уничтожить самого Хозяина, но разрушить безжалостный план, ведущий к гибели людей, ему по силам. Что значило – остановить Охоту.
Тень следовала за ним по пятам, но подобная двойственность до сих пор была для него непривычна. Стоило забыться, потерять над тенью контроль, и она замирала. И со зрением (восприятием реальности, если быть точней) творилась настоящая чехарда – мир раздваивался, потому что наблюдал за ним Эскилль двумя парами глаз.
Практика помогла добиться большего контроля и фокусировки. Мир огненного серафима обособился, мир взглядом тени остался в его голове.
Эскилль вынул из кармана плаща оберег в виде инеевого паука и какое-то время изучал его хмурым взглядом. Бьерке расписал весь дальнейших ход действий серафима, но у него были другие соображения на этот счет. Вместо того чтобы окутывать чарами каждое дерево Ледяного Венца, Эскилль решил окружить чарами Ранвайг его Сердцевину по периметру. Если не сработает – сузить радиус, просто уменьшая круг оплетенных чарами деревьев.
Воодушевленный, он принялся за работу. Подходил к дереву, цеплял на его причудливо изогнутую ветвь нить чар и, не обрывая ее, переходил к следующему. На то, чтобы окутать каждое дерево Сердцевины, у него ушло несколько часов. Тень не помогала, хоть и, благодаря отлитому в нее Пламени, могла воздействовать на окружающую реальность. Но ее действия запутали бы Эскилля еще больше, вынуждая контролировать не только собственное тело, но и свою тень. Поэтому она «стояла на страже», высматривая, что позволяло серафиму обходить угрозу стороной. Сейчас ему не до сражений.
Однако все усилия стоили того. Когда Эскилль перешел к последнему дереву, замыкая круг, стало очевидно, насколько умелой колдуньей при жизни была Ранвайг. Морок спадал – корректировать круг не потребовалось. Разумеется, само действие чар невооруженным глазом Эскилль видеть не мог. Он видел лишь одно доказательство того, что морок Ледяного Венца развеян – башню, что высилась в Сердцевине, огромную, достающую шпилем до самых небес.
Полярную Звезду.
Пыл Эскилля поугас, когда он понял, что ни вендиго, ни его убежище быстро отыскать не получится. Да, теперь у него был ориентир, но дожидаться своего убийцу у башни ветров людоед-охотник оказался не намерен. Поиски тени, которая прочесывала Сердцевину по спирали, и несколько часов спустя ни к чему не привели.
На окрестности Атриви-Норд плавно опускалась ночь. Эскилль проголодался и начал замерзать. Огонь заворочался под кожей. Если та стараниями колдовского холода Хозяина Зимы остынет слишком сильно, Пламя вырвется из-под контроля Эскилля, чтобы согреть его – хочет он того или нет. Он неохотно решил вернуться в крепость и наблюдать за поисками тени уже оттуда. Был, однако, и положительный момент: тень такая мелочь, как сумерки, не беспокоила. Ее собственный мир остался прежним, тускло-бело-серым.
У ворот крепости стояли сани с запряженными в них снежногривами. Рядом застыл капитан Анскеллан. Буравить сына тяжелым гневным взглядом он начал на расстоянии. Что на этот раз?
– Бал, – процедил отец. – Я говорил тебе о нем дюжину раз. Но ты, разумеется, предпочел сделать вид, что слушаешь меня – вместо того, чтобы действительно слушать.
Эскилль мысленно застонал. Мысль о Зимнем бале, и без того не слишком для него привлекательную, вытеснили другие.
– Отец, вендиго охотится на людей, которые по собственной воле приходят в Сердцевину Ледяного Венца, – выпалил он. – Найдут Полярную Звезду – победят, и духи зимы исполнят любое их желание. Но обычно они проигрывают. Это их огненные стражи постоянно находят в коконах инеевых пауков.
– И ты, разумеется, решил, что это исключительно твоя проблема, – сухо отозвался капитан. Потрясенным он не выглядел. Впрочем, потрясенным он не выглядел никогда. – Объясни мне, что за странная у тебя потребность – делать все в одиночку и, что важнее, в обход правил?
Эскилль начал рассказывать про Ингебьерг, про тень, про чары Ранвайг и башню, но под неодобрительным взглядом отца слова спутались, как нити клубка, с которым поигрался кот.
– Сегодня ты отправишься на Зимний бал, как того требует традиция, а затем присоединишься ко мне на Совете стражей, – отчеканил отец. – А завтра утром вместе с сильнейшими и достойнейшими членами Огненной стражи мы устроим нашу собственную охоту. Я даже разрешу тебе присоединиться.