Песнь о Трое
Шрифт:
Раздался чей-то голос:
— Ахилл, какое отличное представление ты им устроил. Уверен, немногие из мужчин — да и женщин тоже, если уж на то пошло, — когда-нибудь видели, чтобы кто-то занимался любовью с трупом.
Мы с Автомедонтом круто повернулись, не веря своим ушам. Нам глупо ухмылялся Терсит-лазутчик. Неужели армия настолько меня презирает, что кто-то подобный Терситу может высказывать свои поганые мысли мне в лицо и считать себя в безопасности?
— Как жаль, что они напали на тебя и помешали тебе закончить, — глумился он. — А я-то надеялся хоть мельком взглянуть на твое самое мощное орудие.
Дрожа
— Убирайся, Терсит! Убирайся прочь за спину Диомеда или Одиссея, под чью дудку ты пляшешь!
Он повернулся к нам спиной.
— Правда жалит, верно?
Я ударил его только раз, и, когда мой кулак нашел его шею как раз в том месте, где заканчивался шлем, рука вспыхнула болью до самой лопатки. Он упал, словно камень, и свернулся на земле, как змея. Автомедонт зарыдал от ярости.
— Пес! — Он опустился на колени. — Ты сломал ему шею.
— Скатертью дорога!
Мы поставили амазонок на колени, ибо их сердца умерли вместе с Пентесилеей; они продолжали сражаться, только чтобы погибнуть в своем первом набеге на мир мужчин. Когда у меня выдавалось время, я искал тело царицы, но его нигде не было видно. Под конец дня ко мне подошел один из мирмидонян.
— Господин, я видел, как тело царицы унесли с поля.
— Куда? Кто?
— Царь Диомед. Он прибыл с несколькими аргивлянами, раздел ее, привязал за пятки к своей колеснице и уехал прочь вместе с ее доспехами.
Диомед? Я едва мог в это поверить, но, когда поле начали убирать после битвы, направился к нему.
— Диомед, это ты взял мою добычу, тело царицы амазонок?
— Да! — свирепо отрезал он. — Я бросил ее в Скамандр.
Я сохранил вежливый тон:
— Почему?
— А почему бы и нет? Ты убил моего двоюродного брата Терсита, один из моих воинов видел, как ты ударил его, когда он повернулся к тебе спиной. Ты заслужил расстаться и с царицей, и с ее доспехами!
Я сжал кулаки:
— Ты поспешил с выводами, друг мой. Найди Автомедонта и спроси его, что сказал мне Терсит.
С несколькими мирмидонянами мы отправились искать царицу, не надеясь ее найти. Скамандр вернул себе силу течения и полноводность. За двенадцать дней траура по Гектору мы укрепили речной берег, чтобы держать лагерь в сухости, а над Идой снова прошли дожди.
Стало темно; мы зажгли факелы и продолжали бродить по берегу, заглядывая под кусты и ивы. Потом кто-то позвал меня. Я побежал на звук голоса, силясь хоть что-нибудь рассмотреть. Она болталась в потоке, то погружаясь, то выныривая, зацепившись длинной светлой косой за ветвь того самого вяза, схватившись за который я боролся за жизнь. Я вытащил ее и завернул в покрывало, а потом положил на ее белую кобылу, которую отыскал Автомедонт, — она скиталась по опустевшему полю, оплакивая свою хозяйку.
Когда я вернулся домой, Брисеида ждала меня.
— Любовь моя, заходил Диомед и оставил для тебя сверток. Он сказал, что вместе с ним приносит тебе искренние извинения и что он сам сделал бы с Терситом то же самое.
Он вернул мне вещи Пентесилеи. Поэтому я похоронил ее в одной гробнице с Патроклом, в позе царя-воина, вооруженную, с прикрытым золотой маской лицом и белой кобылой в ногах, чтобы ей не пришлось ходить пешком в царстве мертвых.
Троянцы
— Не бойся, Ахилл, они выйдут. Приам ждет Мемнона, который идет сюда с отборной армией хеттов, купленной у царя Хаттусили. Но мои лазутчики сообщают, что хетты еще в половине луны пути отсюда, а пока у нас есть более срочное дело. Мой господин, ты расскажешь?
Наш хитрец прекрасно понимал, когда будет благоразумнее всего передать слово нашему верховному царю.
— Конечно, — с важностью ответил наш верховный царь. — Ахилл, вот уже восемь дней, как из Аргоса пришел последний корабль с провизией. Я подозреваю, что на остальные напали дарданцы. Ты сможешь взять армию и взглянуть, что там происходит? Мы не можем позволить себе сражаться с Мемноном и хеттами на голодный желудок, но сражаться без войска мы тоже не можем. Ты сможешь разобраться с Ассом и быстро вернуться?
Я кивнул.
— Да, мой господин. Я возьму десять тысяч воинов, но не мирмидонян. Ты даешь мне разрешение взять других?
— Конечно, конечно!
Он был в очень хорошем настроении.
Дела в Ассе во многом обстояли именно так, как предсказал Агамемнон. Наше поселение осадили дарданцы; нам пришлось сразиться не на шутку, прежде чем мы ворвались за укрепления и разбили их в открытом бою. Это было потрепанное войско, разношерстное и разноязыкое, — тот, кто правил теперь в разрушенном Лирнессе, собрал пятнадцать тысяч воинов отовсюду, возможно со всего побережья. По всей видимости, они направлялись в Трою, но не смогли устоять перед искушением, каким для них оказался лежавший по пути Асс. Стены удержали их снаружи, и я прибыл слишком быстро, чтобы они успели пробить в них брешь, так что они ничего не получили и никогда не добрались до Трои.
За четыре дня все было кончено; на пятый мы отплыли обратно. Но ветра и течения были против нас всю дорогу, поэтому только на шестую ночь, уже в полной темноте, мы пристали к троянскому берегу. Я сразу направился к дому Агамемнона, по пути обнаружив, что в мое отсутствие армия поучаствовала в серьезных боевых действиях. В портике я встретил Аякса и поприветствовал его, горя нетерпением узнать подробности.
— Что случилось?
Уголки его рта поползли вниз.
— Мемнон пришел раньше, чем мы его ждали, с десятью тысячами хеттов. Ахилл, они умеют сражаться! И мы, должно быть, устали. Несмотря на то что нас было больше и на равнине были мирмидоняне, к темноте они загнали нас за укрепления.
Я мотнул головой в сторону закрытых дверей:
— Царь царей принимает?
Аякс усмехнулся:
— Воздержись от иронии, брат! Он не очень хорошо себя чувствует — как обычно после поражения. Но он принимает.
— Ступай поспи, Аякс. Завтра мы победим.
Агамемнон выглядел очень усталым. Он все еще сидел за столом с остатками вечерней трапезы, в компании Нестора и Одиссея. Его голова покоилась на руках, но он поднял ее, когда я вошел и сел рядом.
— Покончил с Ассом?
— Да, мой господин. Корабли с провизией прибудут завтра, а пятнадцать тысяч воинов, шедших к Трое, — нет.