Песнь серебра, пламя, подобное ночи
Шрифт:
– Сегодня никаких изменений в шоу не предвидится, верно? – спросила она, чтобы сменить тему. Остальные певички уже нарядились в костюмы, украшенные мерцающими цветами. Все они ночь за ночью выставлялись на всеобщее обозрение. – Мы все еще играем «Балладу о Последнем царстве»?
Ин открыла рот, чтобы ответить, но холодный голос с точностью хирургического скальпеля прервал их разговор.
– Ты бы это знала, если бы присутствовала на репетиции.
Веселый гомон других девушек тут же стих. Когда в дверном проеме мелькнула тень, в комнате, казалось, похолодало.
Госпожа Мэн скользила
Как и Хаак Гун, Госпожа Мэн и ее чайный домик пережили завоевание и даже начали процветать, поскольку другие рестораны и таверны в окрестностях были закрыты и заменены на более приемлемые для элантийцев. Госпожа использовала свою красоту как оружие. Она отказалась от гордости, ценностей и морали павшего царства и бросилась в объятия своих завоевателей.
Люди могли бы осудить ее… но все они были мертвы.
Теперь она вышагивала по залу, как императрица в своих владениях. Когда она проходила мимо, певички выстраивались в шеренгу, шепча «Госпожа».
– Так-так, смотрите, кто удостоил нас своим присутствием, – сказала Госпожа Мэн. Ее голос был нежным. И хотя женщина практически шептала, Лань вздрогнула, как если бы на нее кричали.
– Прошу прощения, Госпожа, я…
Владелица чайного домика взметнула руки и впилась изогнутой броней для ногтей в предплечья Лань. Девушка поборола вздох; когда она перевела взгляд на Госпожу, ее сердце затрепетало, как птица в клетке. Глаза Госпожи Мэн были ужасающе черными.
– Стоит ли мне напомнить, – продолжила Госпожа Мэн, – что случается с певичками, которые чувствуют себя здесь слишком комфортно?
Когти кололи, но Лань знала, что Госпожа не станет пускать кровь – не в ночь величайшего представления.
Лань опустила глаза:
– Нет, Госпожа. Это больше не повторится.
Внезапно женщина подняла руку, как будто хотела дать девушке пощечину. Лань вздрогнула, закрыв глаза, но в следующее мгновение ей в щеку уперлись острые когти. Госпожа Мэн никогда не била своих певичек так, чтобы можно было легко заметить отметины.
– Сегодня вечером я жду от тебя лучшего выступления, – протянула она, проведя пальцем по щеке Лань. Она осторожно прикоснулась к пятну на лице девушки и поправила слой пудры. – Вот так. Теперь ты выглядишь идеально, как куколка. Ни один мужчина, посмотрев на тебя, не заметит твой лисий характер.
Удивительно, как Госпожа могла произнести комплимент так, чтобы он напоминал угрозу. Она повернулась и исчезла в дверях, оставляя за собой облако благоухающего розами ужаса.
Где-то наверху раздался удар гонга. Девушки начали выстраиваться у двери, шаркая по деревянному полу шелковыми тапочками и расправляя ткань своих костюмов.
Лань бросила последний взгляд на свое отражение. Как всегда, она была в белом шелковом ципао, слишком простом по сравнению с роскошными платьями других девушек, но именно это ей и нравилось. В неспокойные времена лучше оставаться незаметной, как голубь, чем выделяться, как павлин. Она была ведущей и единственной певицей, вечно играющей роль рассказчицы. Десять циклов назад Госпожа посмотрела на ее тощую фигурку и заявила, что не станет тратить ткань на «лисицу с обочины».
Но у Лань было кое-что, чем не могли похвастаться другие девушки: голос чище самого прекрасного нефрита. Даже в детстве, когда она пела из-за ширм, ее голос, казалось, гипнотизировал посетителей. Вскоре выступления в чайном домике «Роза» привлекли внимание элантайских генералов, и бизнес Госпожи Мэн начал процветать. Когда же губы и грудь Лань округлились, Госпожа заметила, что она выросла не такой уж уродливой: стройная беспризорница со скорее резкими, чем красивыми чертами лица. Тем не менее она стала еще одной куклой, которую можно было добавить в коллекцию.
Лань поспешила встать в конец шеренги, когда при втором ударе гонга девушки начали подниматься наверх. За ширмой из вишневого дерева, которая вела на кухню и в спальни, Лань уже могла слышать гул голосов собравшихся. Насыщенное шоу, подходящее для кануна Двенадцатого цикла правления Элантии.
Прозвучал третий гонг, и раздался пронзительный голос Госпожи Мэн:
– Мои достопочтенные покровители, я благодарю вас за то, что в этот особенный вечер вы удостоили мой чайный домик своим присутствием. Обещаю, сегодняшнее представление вы не забудете никогда. Сегодня, в честь Двенадцатого цикла элантийского сияния, я представляю вам «Балладу о Последнем царстве». Пожалуйста, поприветствуйте наших любимых певиц!
Через щель складывающейся ширмы Лань наблюдала за тем, как на сцене, в вихре паутинки и газа кружились девушки. Каждый наряд, сшитый так, чтобы прийтись по вкусу элантийцам, представлял собой существо из древних преданий Хин.
В балладе присутствовали четыре Бога-Демона, зеленый змей в мерцающих изумрудах и нефритах, разноцветный ци’линь с повязкой из оленьих рогов, лунный кролик в мягком меховом одеянии и многие другие. Ин, как всегда, облаченная в красивый наряд, в котором сочетались розовый цвет и цвет фуксии, играла волшебный цветок лотоса.
– Рассказчик!
Лань поняла намек и скользнула на сцену. Она проплыла в самый центр и оглядела собравшихся сегодня вечером посетителей. Череда бледных лиц с волосами от пшеничного до медно-каштанового, элантийские военные, одетые в белые ливреи, сверкающие серебряными воротничками и манжетами.
Лань, уперев руки в бедра и покачивая головой, присела в реверансе. И тут она заметила посетителя, одиноко сидевшего за столиком в первом ряду.
Лань удивилась – этот мужчина был хином. Поскольку с первого ряда было идеально видно сцену, расположенные там столики стоили недешево и обычно предназначались для высокопоставленных элантийских генералов. С видом человека, наделенного властью и привыкшего к особенному обращению, парень откинулся на спинку кресла из розового дерева, небрежно подперев подбородок рукой в черной перчатке.