Песнь вторая. О принцессе, сумраке и гитаре.
Шрифт:
Шу чуть не свалилась со стула, обернувшись к Тигренку. То, что она увидела, повергло её сначала в недоумение, а затем в ярость. Будь они наедине, он него бы мокрого места не осталось! Хотя, будь они наедине...
Золотые, идеально уложенные волной волосы. Синие, как океан при полном штиле, глаза. Совершенное, прекрасное, абсолютно спокойное лицо. Совершенное, рельефно вылепленное, как статуя атлета, тело. Мраморная статуя, холодная и неживая. Полностью обнаженная статуя. И черная гитара в руке. Идет так, будто делает всем великое одолжение, позволяя на себя любоваться.
"Ширхаб! И как теперь выкручиваться? Устроить такой скандал! Как он посмел!
– Я же говорила, исключительный окрас, - Шу не постеснялась успокоить перевозбудившихся девиц небольшой порцией магии.
– Ну и, дикий ещё, не привык к обществу. Молодой совсем, глупый.
– Тигренок, ты долго. Иди сюда!
– Шу указала ему на пол около своего стула. Он с ленивым достоинством и хищной грацией подошел к ней, обдав фрейлин напоследок ещё одним пробирающим до сладкой дрожи ледяным взглядом, и уселся на пол, одну ногу подвернув под себя, а другую непринужденно вытянув вперед. Принцесса демонстративно погладила его по голове, и снисходительно улыбнулась.
– Ну что с ним делать!
– Фрейлины постепенно приходили в себя, лишенные шокирующего зрелища. На лица возвращалось осмысленное выражение, вместе с нормальным цветом.
– Не наказывать же такого милашку? Правда, котик?
Из горла Хилла вырвалось сдавленное рычание. Для полноты образа ей только на ручки его взять, и пальчиком погрозить. И заявить, что он не кусается. И разрешить всем, кому не лень, его погладить. Нет уж, кусается, и ещё как.
Принцесса усмехнулась, прикрывшись чашкой с кофе. Ну, Тигренок, погоди! Вот будешь весь день нагишом ходить, следующий раз крепко подумаешь, стоит ли нарываться. Рычи, рычи, милый. Тебе идет.
– Э... простите, Ваше Высочество, а ему не холодно?
– "о, первая клуша в себя пришла. Стесняешься? Вон, вижу, уже занавеской готова прикрыть нахала".
– Да нет, Тойфи, что ты. Ему жарко. Правда, котик?
– "ну, зарычи ещё, котик. Нет, не хочет".
– Не волнуйтесь за него, у Тигренка шкурка хорошая, - принцесса ещё разок потрепала юношу по волосам.
– А, кстати, здесь есть вишневый мусс?
– расторопная служанка бегом принесла принцессе требуемое.
– Касма, ты тоже его любишь. Хочешь?
– Спасибо, Ваше Высочество, с удовольствием, - "ещё одна оживает, хорошо".
– Леди, вот я знаю, у вас у всех есть кошки. А кто мне скажет, что они любят? Тигренок у меня совсем недавно, я ещё не разобралась.
– Но почему вы не спросите у него, Ваше Высочество?
– У кого? У Тигренка? Вообще-то он не разговаривает.
– Почему?
– "потому, что я не хочу".
– Он же тигр. А тигры не разговаривают, - "как забавно, не могут понять бедняжки, что за игру их принцесса затеяла. А я и сама пока не пойму".- Но можно попробовать, конечно. Тигренок, ты вишневый мусс любишь?
– Шу опять погладила его по голове, и, прихватив волосы на затылке, повернула его лицом к себе.
"Что, ещё порычать? Не дождешься!" - Хилл лучезарно улыбнулся, кивнул и забрал у Шу её любимый десерт. И тут же принялся его есть. Как настоящий тигренок. Длинным розовым языком из мисочки, с урчанием и потягиванием. С таким же точно урчанием, как этой ночью... в соответствующий момент. Принцесса поняла тонкий намек, судя по запаху дикого меда, коснувшегося его ноздрей. Как приятно было видеть выражение её глаз!
"Ну вот. Фрейлины опять краснеют и бледнеют. Местами уже не от смущения. Нда, Тигренок. Оказывается, и ты любишь поиграть. Что, доволен? Думаешь, уел? Ага! Жди".
– Шу растерялась на секунду от такой непередаваемой наглости, и не только от наглости. Только что была статуя, и вдруг - неприкрытое желание, этот язык... она против воли ощутила тяжесть и томление. Но сдаваться? Ни за что.
– О, Мия, ты была права! Стоило спросить! Никогда бы не подумала, что тигры едят вишневый десерт.
"Что-то я много говорю, это не правильно". Шу отвернулась от него, чтобы не видеть этого издевательства, но, к сожалению, Тигренок слишком высок, чтобы его совсем не было видно из-за стола, даже сидящего на полу. И клуши так и вытягивают шеи, чтобы получше разглядеть представление. "Всё, надо прекращать это безобразие. Ещё немного, и мои девочки свернут себе шеи".
– Тигрятам вредно много сладкого, - тоном маленькой капризной девочки заявила принцесса, отбирая у Хилла остаток мусса.
– Фи, какой чумазый!
– и накрахмаленной салфеткой стала вытирать ему лицо, заодно прикрыв его от фрейлин.
– Не шипи, котик. Молочка хочешь? Котикам полезно молоко.
Фрейлины тихонько захихикали над уморительной сценкой. Её Высочество купила себе красивого невольника, и обращается с ним, как с котенком. Как весело! Никто из них и не подумал о том, каково этому юноше приходится. Подумаешь, какой-то раб!
– Дайте мне молока! Самую большую чашку! Мой Тигренок хочет молока!
– обернувшись к нему, сахарным голосочком, - сейчас, котик, будет тебе... молочко.
– И, во избежание ещё какого-нибудь демарша, держа Тигренка за волосы, (со стороны казалось, что принцесса чешет его за ушком) пригнула его голову себе на колени.
Хилл на минуту позабыл про свою ревность и злость, так забавно было наблюдать за Шу. Вот актриса! Изображает из себя милую, избалованную дурочку, вся такая наивная и непосредственная. И при всём при этом тихонечко так своих девочек сиреневыми нитями поглаживает, успокаивает. А сама злится, искры так и летят. Хилл не желал себе признаваться, что её рука, властно и жестко удерживающая его голову, доставляет ему удовольствие. Впрочем, как и вся эта игра. Сейчас ему было бы гораздо труднее изобразить идеально спокойное и невозмутимое снежное изваяние. Пришлось бы гитару держать несколько по-другому, чтобы не нарушить образа. Но вот хихиканье фрейлин... чтобы понять их мысли, не нужно быть магом. Эти девчонки его за человека не считают, раз на нем ошейник и называется он Тигренком. Хилл сам не особо заметил, как его раздражение перекинулось с принцессы на её придворных дам. Шу с ним играет, и довольно жестоко. Но она играет с человеком, и в этой игре ещё неизвестно чем всё закончится. А вот эти девчонки... пока он был для них менестрелем, учеником Клайвера, бегали за ним толпами, готовы были друг дружке волосенки повыдирать, лишь бы его заполучить. На прием, на званый вечер, или просто на ночь - неважно. Теперь же он для них просто вещь.