Песнь земли
Шрифт:
— Хозяин, старый дурак Принк неожиданно заболел! Лежит в кровати и кричит, что умирает.
Дайнуолд выругался.
— Держу пари, отец Крамдл уже дежурит возле «смертного одра»: список грехов Принка слишком длинный, чтобы их можно было перечислить меньше чем за три дня.
В зал вбежал Эдмунд:
— Эта точно ведьма, пап. Убей ее, воткни ей кинжал в глотку!
Филиппа взглянула на мальчика, который предусмотрительно держался подальше: ноги расставлены, выражение лица точно такое же, как у его отца.
— Не правильно говорить эта, разве ты не знаешь? Надо сказать «это точно
— У вас здесь что, не существует такого понятия, как разговор без свидетелей? К тому же я не ведьма.
— Никакого уединения, — согласился Дайнуолд и махнул Эдмунду, чтобы тот ушел. — Иди понаблюдай за разгрузкой шерсти, только не балуйся. И кстати, следи за речью!
— Почему бы тебе, малыш, заодно не пообщаться с водой и мылом? — ехидно добавила Филиппа.
— Не стану я мыться, а ты страшная дылда с шерстяной головой!
— Противный тупой мальчишка!
— Хватит! Эдмунд, уходи отсюда, а вы, леди, держите язык за зубами, иначе пожалеете. — Дайнуолд демонстративно коснулся кинжала, и Филиппа, которой не нравились ни вид оружия, ни тон его владельца, опустила голову и поджала губы. Она с самого начала повела себя как наивная дурочка, так стоит ли продолжать?
— Мне очень нужна шерсть, — внезапно сказал Дайнуолд, взглянув на свои потрепанные брюки. — Я потерял сорок четыре овцы, и мы все ходим в лохмотьях. Поэтому я и взял две повозки. — Он посмотрел на Филиппу, не меньше ее удивленный своей неожиданной попыткой оправдаться.
— Потребность в новой одежде видна и невооруженным глазом, но воровство навлечет на тебя месть моего отца.
— Ты уверена? Тогда позволь мне кое-что объяснить тебе, леди Безмозглость. Эти бесстыжие крестьяне продолжат свой путь на ярмарку, продадут там шерсть, а выручку хорошенько припрячут. Затем, обливаясь слезами, вернутся к лорду Генри и расскажут, как отобрали у них все три повозки. И учти: они даже не подозревают, кто вор. А если я захочу получить за тебя выкуп, то всегда могу сказать, что нашел тебя на дороге. Неужели ты думаешь, что крестьяне подтвердят твои слова, когда ты расскажешь отцу правду? Да ни за что на свете — ведь тем самым они признаются в своей трусости и обмане! Я хотел отнестись к тебе как к гостье, но для женщины ты слишком дерзка и бесстыдна. Необходимо привить тебе хорошие манеры, и, возможно, я сам возьмусь за эту нелегкую работу. Ты останешься в Сент-Эрте до тех пор, пока я не решу, что мне с тобой делать. А сейчас убирайся с глаз моих долой.
— Я и сама мечтала убраться с твоих глаз и не останавливаться до самого Сент-Ивеса! Мой отец узнает правду и уничтожит тебя, как уничтожают любую заразу!
— Похоже на сказочку странствующих менестрелей, — ухмыльнулся Дайнуолд, — в которую не поверит даже самый глупый ребенок.
— Ха! Да ты сам последний глупец! Еще раз повторяю: мой отец не хочет больше меня видеть, и ты не получишь никакого выкупа!
— Тогда, возможно, стоит узнать имя мужчины, которого он прочит себе в зятья. Я могу послать этому болвану весточку, и тогда он выкупит тебя.
— Нет!
Она прямо-таки побелела от страха, отметил про себя Дайнуолд. Пусть хорошенько помучается. Интересно, кто же этот мужчина?
— Упрямый дурак! — выругалась Филиппа, оглядывая из узкого окна своей комнатушки внутренний двор. Всего несколько минут назад кончился дождь, и крепость обволокло белесым туманом.
Дайнуолд де Фортенберри шел через раскисший от дождя дворик к конюшне. У него в ногах путались три собаки, за которыми следовали два маленьких мальчика и взъерошенный цыпленок.
Дайнуолд приказал своему человеку с плоским носом, Нортберту, отвести ее в одну из комнат башни и запереть там. Комната! Это «роскошное» помещение скорее напоминало тюремную камеру. Хорошо хоть, что он не запер ее в амбаре!
Филиппа следила за Дайнуолдом, пока он не исчез в конюшне. Туда за ним прошмыгнул только цыпленок, детей и собак задержал конюх. Он громко кричал, называя малышей сумасшедшими, но Филиппа едва слышала его голос из-за шума, производимого другими обитателями замка. Господи, сколько их, и как все они вопят, визжат, пищат, кудахчут! Филиппа отвернулась от окна и оглядела комнату. Она была длинной и узкой, в углу притулилась грубо сколоченная кровать, на которую бросили отвратительный, набитый соломой матрас и одно одеяло. Ни подушки, ни воды для питья; под кроватью стоял ночной горшок. И больше ничего.
Разумеется, по сравнению с повозкой это казалось королевскими покоями, но все же Филиппа привыкла к другому: она всегда воспринимала Бошам и его роскошества как нечто само собой разумеющееся. Сейчас она пленница в чужом замке. Все, что принес ее «замечательный» побег, так это унылую темную комнатушку в башне у человека непредсказуемого, как корнуоллская погода, даже — по словам ее отца — намного худшего, чем эта самая погода…
— Отличный товар, хозяин, — говорила в этот момент старая Агнес, ласково поглаживая шерсть. — Замечательный!
— Да, — согласился Дайнуолд. — Собери всех девушек, чтобы они очистили и спряли шерсть, а я попрошу Алайна немедленно нанять ткачей. Первую тунику и штаны сделаешь для Эдмунда.
Старая Агнес скривилась, но воздержалась от комментариев.
— г Что будет с тем существом, хозяин?
— С каким? А, с ней. Она покинет нас задолго до того, как ты сошьешь ей новое платье. Пусть возвращается домой в том, что мы ей подарили.
— Это леди, хозяин, а не судомойка.
— Старая Агнес иногда забывается, — сухо заметил Дайнуолд. Та улыбнулась ему беззубым ртом, фыркнула и вновь занялась прочесыванием шерсти. Дайнуолд повернулся, собираясь уходить, и чуть было не споткнулся о цыпленка. Заверещав, бедняга метнулся в сторону, и Дайнуолд поспешно отступил, чтобы не задеть его…
Выйдя наружу, Фортенберри глубоко вдохнул сырой, тяжелый воздух. Над головой плыли клочья тумана. Скоро снова пойдет дождь. У меня есть время, чтобы, как обычно по вторникам, позаниматься метанием копья, подумал Дайнуолд, но все же решил сегодня пропустить тренировку. Он поднялся на второй этаж, где располагались три маленькие комнаты, одну из которых занимал священник Сент-Эрта и учитель Эдмунда, отец Крамдл. Открывая дверь, Дайнуолд услышал визгливый голос сына:
— Эта глупая чепуха для вилланов!