Песни настоящих мужчин

Визбор Юрий Иосифович

А парни лежат

Памяти оставшихся на далекой тропе

Поникшие ветви висят над холмами.Спят вечным покоем ушедшие парни.Оборваны тропы погибших ребят.Здесь время проходит, шагая неслышно,Здесь люди молчат – разговоры излишни.Далекое – ближе… А парни лежат.Плечами к плечу они шли вместе с намиИ беды других на себя принимали.Их ждут где-то мамы. А парни лежат.Костровые ночи плывут в поднебесье.Другие поют их неспетые песни.Далёко невесты. А парни лежат.Но память о них бьется пламенем вечным.Меня этот свет от сомненья излечитИ сделает крепче. А парни лежат…1970

Западный берлин

Там,

в маленьком кафеНа углу Шенхаузэраллеи,Где четыре старухи ежедневноОбсуждают итогиПервой и Второй мировой войны…Там, в маленьком кафеНа углу Шенхаузэраллеи,Где из окон видны еще руины,Где безногий человекС самого утра все глядит в стакан…Там, в маленьком кафе,Посредине города Берлина,На углу двадцатого столетья,На опасном перекресткеДвух противоборствующих систем…Там, в маленьком кафе,Посреди задымленной Европы,На груди у небольшой планеты,Что вращается по скучнойКруговой орбите вокруг звезды…Там, в маленьком кафе,Ничего такого не случилось,Просто мы по-русски говорили,И сказали старухи:«Надо было раньше добить англичан».1970Западный Берлин

Ночь летнего солнцестояния

Э. Уразбаевой

Двадцать первого числа,При немыслимом свеченье,При негаснущей зареМы плывем невесть куда,Наблюдая за кормойЛетних вод перемещенье,Наблюдая за собойУходящие года.Наш случайный коллектив,Расположенный к остротам,Расположен на бортуНебольшого катерка.Комментируем слегкаВсе, что нам за поворотомОткрывает сквозь июньПроходящая река.Костерок на мокрый лугСтелет дым горизонтальный,Допризывники вдвоемЛовят рыбу у реки.Им бы Родину стеречь,Строго вглядываясь в дали,А они, представь себе,Все глядят на поплавки.И неважно, милый друг,Все, что было накануне,Все, что с нами совершатТишина и высота.Только было бы всегдаДвадцать первое июня,Только б следующий деньНикогда бы не настал.2–3 июня 1981

Капитан ВВС Донцов

А наземный пост с хрипотцой донес,Что у «тридцать второй» машины при взлетеС левым шасси какой-то вопрос,И оно бесполезно висит в полете.А человек, сидящий верхом на турбине,Капитан ВВС Донцов,Он – памятник ныне, он – память отнынеИ орден, в конце концов!И ночных полетов руководительСтал кричать в синеву:– Войдите в вираж! В пике войдите!Но помнить: внизу живут!А «тридцать второй» кричит: – На брюхоСажусь, и делу хана!А пенсию – официантке Валюхе,Она мне вроде жена…И красные строчки – посадочный знак,И красный удар – в бетон!Прекрасные ветры в открытый колпак,И кто-то целует потом…А человек, сидевший верхом на турбине,Капитан ВВС Донцов,Майор он отныне, инструктор отныне,Женат он, в конце концов!1967

Рассказ ветерана

Мы это дело разом увидали,Как роты две поднялись из землиИ рукава по локоть закатали,И к нам с Виталий Палычем пошли.А солнце жарит – чтоб оно пропало! —Но нет уже судьбы у нас другой,И я шепчу: «Постой, Виталий Палыч,Постой, подпустим ближе, дорогой».И тихо в мире, только временамиТравиночка в прицеле задрожит.Кусочек леса редкого за нами,А дальше – поле, Родина лежит.И солнце жарит – чтоб оно пропало! —Но нет уже судьбы у нас другой,И я шепчу: «Постой, Виталий Палыч,Постой, подпустим ближе, дорогой».Окопчик наш – последняя квартира,Другой не будет, видно, нам дано.И черные проклятые мундирыПодходят, как в замедленном кино.И солнце жарит – чтоб оно пропало! —Но нет уже судьбы у нас другой,И я кричу:

«Давай, Виталий Палыч,Давай на всю катушку, дорогой!»…Мои года, как поезда, проходят,Но прихожу туда хоть раз в году,Где пахота заботливо обходитПечальную фанерную звезду,Где солнце жарит – чтоб оно пропало! —Где не было судьбы у нас другой…И я шепчу: «Прости, Виталий Палыч,Прости мне, что я выжил, дорогой».1972

Я бы новую жизнь

Я бы новую жизнь своровал бы как вор,Я бы летчиком стал, это знаю я точно.И команду такую: «Винты на упор!» —Отдавал бы, как Бог, домодедовской ночью.Под моею рукой чей-то город лежит,И крепчает мороз, и долдонят капели.И постели метелей, и звезд миражиОсвещали б мой путь в синеглазом апреле.Ну а будь у меня двадцать жизней подряд,Я бы стал бы врачом районной больницы.И не ждал ничего, и лечил бы ребят,И крестьян бы учил, как им не простудиться.Под моею рукой чьи-то жизни лежат,Я им новая мать, я их снова рожаю.И в затылок мне дышит старик Гиппократ,И меня в отпуска все село провожает.Ну а будь у меня сто веков впереди,Я бы песни забыл, я бы стал астрономом.И прогнал бы друзей, просыпался б один,Навсегда отрешась от успеха земного.Под моею рукой чьи-то звезды лежат.Я спускаюсь в кафе, будто всплывшая лодка.Здесь по-прежнему жизнь! Тороплюсь я назадИ по небу иду капитанской походкой.Но ведь я пошутил. Я спускаюсь с небес,Перед утром курю, как солдат перед боем.Свой единственный век отдаю я тебе —Все, что будет со мной, это будет с тобою.Под моею рукой твои плечи лежат,И проходит сквозь нас дня и ночи граница.И у сына в руке старый мишка зажат,Как усталый король, обнимающий принца.1968

Прикосновение к земле

У всех, кто ввысь отправился когда-то,У всех горевших в плазме кораблейЕсть важный и последний из этапов —Этап прикосновения к земле,Где с посохом синеющих дождейПройдет сентябрь по цинковой воде,Где клены наметут свои листкиНа мокрую скамейку у реки.Мы постепенно счастье познавали,Исследуя среди ночных полейС любимыми на теплом сеновалеЭтап прикосновения к земле,Где с посохом синеющих дождейПройдет сентябрь по цинковой воде,Где клены наметут свои листкиНа мокрую скамейку у реки.То женщины казались нам наградой,То подвиги нам виделись вдали,И лишь с годами мы познали радостьВ кругу обыкновеннейшей земли,Где с посохом синеющих дождейПройдет сентябрь по цинковой воде,Где клены наметут свои листкиНа мокрую скамейку у реки.Когда-нибудь, столь ветреный вначале,Огонь погаснет в пепельной золе.Дай Бог тогда нам встретить без печалиЭтап прикосновения к земле,Где с посохом синеющих дождейПройдет сентябрь по цинковой воде,Где клены наметут свои листкиНа мокрую скамейку у реки.13–15 мая 1981

Вставайте, граф

Вставайте, граф! Рассвет уже полощется,Из-за озерной выглянув воды.И кстати, та вчерашняя молочницаУже поднялась, полная беды.Она была робка и молчалива,Но, ваша честь, от вас не утаю:Вы, несомненно, сделали счастливойЕе саму и всю ее семью.Вставайте, граф! Уже друзья с мультукамиКоней седлают около крыльца,Уж горожане радостными звукамиГотовы в вас приветствовать отца.Не хмурьте лоб! Коль было согрешение,То будет время обо всем забыть.Вставайте! Мир ждет вашего решения:Быть иль не быть, любить иль не любить.И граф встает. Ладонью бьет будильник,Берет гантели, смотрит на домаИ безнадежно лезет в холодильник,А там зима, пустынная зима.Он выйдет в город, вспомнит вечер давешний:Где был, что ел, кто доставал питье.У перекрестка встретит он товарища,У остановки подождет ее.Она придет и глянет мимоходом,Что было ночью – будто трын-трава.«Привет!» – «Привет! Хорошая погода!..Тебе в метро? А мне ведь на трамвай!..»И продают на перекрестках сливы,И обтекает постовых народ…Шагает граф. Он хочет быть счастливым,И он не хочет, чтоб наоборот.Осень 1962