Песня цветов аконита
Шрифт:
Теперь жалел, что не слушал их речи.
Записки Юхимэ
— И что ты о нем думаешь? — скрывая собственные мысли, спросила я.
На лице Найли появилось робкое выражение, порядком меня удивившее.
— Я… видел такое лицо у статуэтки в монастыре. Я думал, таких не бывает в жизни.
— Однако же он вполне есть, — со смехом сказала я, — и даже успел навести свои порядки.
— Знаю. Слышал, — коротко ответил брат
— Приятно быть первым, да, братец?
— Я не был первым.
Я просто остолбенела. Слышать такое от самолюбивого брата — это уж слишком. А он продолжал:
— Я хотел бы стать самым лучшим…
— Ты всегда этого хотел, — я повела плечами.
— Теперь особенно.
— Почему?
Найли, казалось, меня не услышал. Обидно. Я попробовала зайти с другой стороны.
— И чем ты займешься теперь, после того, как со всеми повидался? Будешь развлекаться? Или попробуешь добиться хорошего места? Или, может, в Гёру тебе скучно, и ты вернешься в свой монастырь упражняться в стрельбе? Зато лет через пять наверняка станешь самым искусным…
— Я никуда не уеду, — кажется, он не понял, что я его поддразниваю — в голосе появились упрямые нотки. — Я знаю, чего хочу.
О, в этом я не сомневалась. Если Найли придет что-то в голову, оттуда этого не выбить даже осадным тараном. Только хочет он обычно недостижимых вещей. Как и я, впрочем. В детстве я как-то увидела, как луна дрожит над отрогами Юсен. И захотела луну. Я ревела три дня подряд, меня никак не могли успокоить. Конечно, луны я не получила. А Найли однажды вознамерился приручить детеныша лесной собаки. Мы жили тогда у тетки, в глуши. Щенок искусал его, но Найли оказался упрямей. И вскоре тот позволял себя гладить…
Те из приближенных, что всегда находились рядом с господином, назывались Внутренней свитой. Внешней — те, что удостоились права просто бывать рядом. Людям из Внутренней доверяли поручения, требующие ума и преданности.
Такие люди окружали любого наместника, и Йири Алайя исключением не был. В провинции не соблюдали четкого разделения Внешней и Внутренней свиты, он же больше доверия оказывал приехавшим с ним из Столицы; но среди доверенных лиц были и уроженцы Окаэры. Но даже от Внутренних он держался на некотором отдалении, не одарив никого своей дружбой.
Молодежи в Окаэре было много — хотя большая часть рвалась в Столицу. Сейчас оставшиеся стремились к Йири Алайя, словно пчелы к цветку-медоносу. Он будто частичку Столицы с собой привез и с готовностью принимал молодежь, хоть сам оставался закрытым.
Найли выделялся среди остальных мальчишеской порывистостью и непосредственностью. Он прямо наизнанку выворачивался, чтобы показать себя достойным оказанной чести. И в свите скоро заметили, что он развлекает господина, который относится к Найли снисходительно и все чаще обращается к нему. До этого Высокий так не выделял никого из местных.
Записки Юхимэ
— Скажи, сестра, — голос нарочито небрежный; даже не скрывает фальшивого тона. — Он хотел взять тебя к себе в дом?
— Если бы знать, — я вздохнула. — Отец говорил с ним… зря.
— Ты жалеешь? Ты этого хотела?
— Не знаю, — сказала я искренне. — Я не понимаю его. Загадка прекрасна, когда тебя отделяет от нее расстояние. Вблизи она пугает.
— Женщины, — с легким презрением отозвался Найли. — Сами не знаете, что вам нужно.
— А ты, как я понимаю, знаешь?
— Да!
Я теребила прядку волос.
— У меня нет ревности. Жаль, что я перестала быть ему интересной.
— Говоришь так спокойно? Где же твоя гордость? — мне показалось, что брат насмехается надо мной. Нет. В нашей семье раздора не будет.
— Я струсила дважды, если не больше. Все справедливо.
— Знаешь цветок, который растет в горах? — резко спросил Найли. — Только сильные и отважные могут преодолеть снега и ущелья, чтобы хоть раз увидеть его.
— И сколько их гибнет в дороге?
— Я не боюсь смерти, — усмешка легла на его губы. — Тот, кто дрожит, никогда не достигнет цели. Только лучшие достойны стоять рядом с ним — ну, так я буду лучшим. Я всегда этого хотел — теперь знаю, ради чего.
—Ты отважный охотник, великолепный лучник, дерзкий огонь. Думаешь, этого хватит?
— Не хватит — я стану большим.
— Не станешь выше себя, — я только вздохнула. Как изменилось все. Словно я не на год была теперь старше — на десять. — Он — цветок изо льда, который не тает. Любоваться — можно, тронуть — нет. Замерзнешь и руки поранишь.
Брат лишь скривился презрительно и повторил:
— Женщины…
Белые птицы летели над озером. Не меньше десятка. Сюда нечасто залетают лебеди — и теперь свита Высокого и гости любовались ими.
— Позвольте мне выстрелить! — воскликнул Найли.
— Хочется показать свое мастерство? Ценой жизни птицы? — непонятно, пришлись слова Найли по душе господину или нет. — Если тебе нужен этот выстрел…
Найли просиял, вскинул лук — целился недолго, но птицы далеко улетели. Потом натянул тетиву, и сразу двое лебедей начали падать.
— Жаль птиц. Но мне нужны хорошие стрелки, — сказал господин Алайя и позволил Найли отныне сопровождать себя вместе с другими избранными.
Юхимэ радовалась за брата. О Йири Алайя она думала с грустью, считая, что сама виновата в совершенных ошибках и в чем-то, чего не способна понять. Но, видимо, судьбе так было угодно.
А Найли двигался вверх медленно и упорно, выполнял различные поручения — сестра и подумать не могла, что он способен настолько гордиться службой, в сущности, службой пустячной — ему не доверяли серьезных дел.