Песня цветов аконита
Шрифт:
Одно не слишком нравилось Найли — слишком частые вопросы Высокого о сестре. И внимание, с каким он слушал ответы.
Проезжая по улице, услышали громкую пьяную песню. Человек не старше сорока, судя по одежде, из мастеровых, привалился к стене и орал бесконечный куплет, перемежая его ругательствами в адрес Йири.
Двое горожан помоложе пытались привести пьяного в чувство — заметили всадников, и лица их стали оттенка молодой зелени. Едва уловимым жестом Йири дал понять охране — прогоните. Горожан словно ветром сдуло.
Йири спрыгнул наземь
— А ты на него похож. Только он во… — непослушными пальцами изобразил подобие вскинутых звериных лап с когтями и скроил страшную рожу. — А так похож… Глазищи жуть, прямо как у тебя. А по ночам кровью питается! Только я его не боюсь! — и захохотал во все горло.
Охрана взялась было за него, но Йири качнул головой:
— Пусть… Он ведь сейчас совершенно счастлив. Посмотрите… этого так не хватает. Пусть. Только с улицы его уберите.
Взлетел в седло, сказал, поворачивая коня:
— Когда протрезвеет — в копи. Я не могу позволить говорить подобные вещи.
И умчался, сопровождаемый остальной свитой.
…Скользит ладонь, то раскроется, то сожмется, играет со светом, играет с тенями. Скользят по ладам пальцы музыкантов. Переливается голос — не то речь, не то песня. Медного цвета кожа, упругая, как звук барабана, свежая, словно роса. Смеются глаза — вскинуты руки, причудливый танец. И, словно оттенки на шелке, перетекают друг в друга движения.
Айхо Инорэ, Алый цветок Окаэры.
Ему еще не сравнялось пятнадцати. Талантлив — но более, чем игрой, знаменит он своей красотой, и дарит ее щедро, как воду — родник, и собирает, как дань, восхищение.
Легко прийти к нему в дом. и остаться легко. Алый цветок, весенняя птица — он часто смеется.
И важные бывают у него гости — Айхо все принимает, как должное.
Он, игрушка, играет с поклонниками своими.
В театре онна актеры не носили масок, и, хоть пользовались гримом, не при всяких ролях он скрывал лица. В отличие от театра гротеска аэмара и женского театра киири, говорящего о мире привычных вещей, актеры онна воплощали на сцене легенды и мифы. Актеры обязаны были уметь многое — в совершенстве владеть телом и голосом, перевоплощаться и в зверя и в птицу — лишь одним движением рук. Если же они умели играть и петь, да еще обладали красотой, перед ними преклонялись, как перед чудом. Что не мешало видеть в них лишь забаву. В театре онна не было женщин — разве что помощницы за кулисами. Очень редко это правило нарушалось — но даже тогда женщины старались скрыть свой пол.
В театре Рэита таких не было. У Рэита был Айхо, который мог становиться кем угодно, хоть полуслепым стариком — однако лишь безумец стал бы использовать подобное существо на таких ролях.
Он играл не людей — героев легенд, посланников неба, персонажей мифов и сказок. Но сам был человеком.
Наверное, похвал ему доставалось несколько больше, чем он мог заслужить игрой — ему достаточно было взглянуть, качнуть головой, сделать пару шагов — и персонаж сливался с ним воедино, прекрасный до головокружения. Но был все тот же Айхо, не больше, не меньше. У него была счастливая внешность — но именно благодаря ей он не столько играл, сколько использовал собственное очарование.
— Он хорош, — сказал как-то Йири. — Но я видел лучше. Будь у него длинный нос, мальчишка не заставил бы зрителей плакать. Я видел таких, что могли — хотя были весьма некрасивы.
И больше не вспоминал имени Айхо.
Желая порадовать господина, один из недавно принятых во Внешнюю свиту преподнес роскошный подарок — близнецов лет четырнадцати, мальчика и девочку, редкостной красоты. Даритель утверждал, что они всему обучены. Те-Кири, присутствовавший при разговоре, аж засиял — наконец-то правильным станет дом!
Но господин отказался брать к себе близнецов и, похоже, был недоволен.
— Вы же украшаете дом редкими картинами и статуэтками! — пробовал Те-Кири подступиться иначе.
— Такими, с лентой — не хочу, — был короткий ответ.
— Это их предназначение! Служба, если угодно! Неужто ребенок из бедной семьи откажется от такого места?!
— Я бы отказался, — произнес Йири необычайно для себя язвительно.
Те-Кири только рукой махнул. У господина вкус безупречный, но почему он не выносит Несущих тень, предназначенных для службы и украшения дома? Ответа не находил.
Орлы-черноноги гнездились на северных скалах и в предгорье Юсен появлялись нечасто. Поэтому, завидев парящего под розоватыми перистыми облаками орла, Найли вскрикнул и вытянул руку вверх:
— Господин, смотрите!
Вся свита наместника вскинула глаза, а орел, будто почуяв внимание, спустился ниже — черный, с белыми и бурыми полосками на хвосте.
— Высматривает добычу…
— Нет, не похоже, — орел кружился над всадниками.
— Вестник?
— Орлы слишком гордые птицы, чтобы нести малую весть. Если он и впрямь посланец Неба, послание его серьезно.
Розовые метелки-соцветия пахли сладко, и копыта коней приминали их — а орел не отставал от скачущих.
— Вестник? И к кому же он прилетел?
— К первому увидевшему, — засмеялся кто-то, а Найли довольно вскинул подбородок. Орел… высокая честь — получить знак от такого вестника.
Йири мельком взглянул на набросок — заколка в виде раскинувшей крылья птицы. Аоно просил — по этому рисунку хотел сделать подарок племяннице. Немного недобрая получилась птица, шею изогнула пренебрежительно — пожалуй, не подойдет для подарка.
Йири привык — когда берет кисть, рука наливается тяжестью. Словно и то, что когда-то любил, отныне запретно. Сам себе запретил — вот тело и слушается. Оно всегда слушается, как инструмент хорошего музыканта.
Но птица… нехорошо получилось. Девочка заслуживает лучшего.
Йири поднес листок к зажженному светильнику, но стремительная рука заслонила огонь, касаясь пламени.
— Нет!
— Найли, ты что?! — схватил того за руку, отвел ладонь от огня. — Ожог будет!
— Пусть! Рука… ерунда!