Песня цветов аконита
Шрифт:
— Все еще не понимаешь?
— О чем ты? — голос был — как у ребенка, просящего заверить его, что он слышал всего лишь сказку, а на самом деле ночь добра и все любящие — рядом.
— У меня тоже есть яды. Есть и такие, от которых спокойно заснешь навсегда. Там, на Небе — простят.
— Иями… — Йири расширенными глазами поглядел, отступил, подняв ладонь — словно защититься пытаясь. — Не нужно этого, Ёши. У меня все хорошо.
— Боишься? Ты?
— Нет… Просто — нельзя.
— Я предложил.
Юноша покачал головой.
—
— Не надорвись.
— Постараюсь.
Молчание воцарилось — надолго.
Звезда-Око прошла уже половину неба. Йири запрокинул голову, отыскивая ее.
— Знаешь, бывает ночь, когда все созвездия сходят на землю. Не понимаю. Каждая звезда — это мир и одновременно — божество. А созвездие — другое существо, порожденное ими. Как это может быть?
— Вспомни лес. Он включает в себя бессчетное множество живых. Но он — лес, единое целое.
— Теперь понимаю… Даже если умирают одни, лес все равно тот же. На смену приходят другие.
— Когда-нибудь ты вернешься, если захочешь и на то будет воля Творца. Если оставишь незавершенное или если дух твой настолько горяч, что Небо не сможет дать достаточно веток для твоего костра.
— Чтобы вернуться ради чего-то, тоже нужны немалые силы. И страх — частый спутник любых возвращений: вдруг все окажется совсем не таким?
Он долго прислушивался к ночным звукам. Потом перевел взгляд на руку — даже браслета на темном рукаве не было, и узор серебряный скрыла ночная тьма. Ни одного кольца на пальцах — узкая кисть и не нуждалась в украшениях, как цветок не нуждается в позолоте.
— Я когда-то многое хотел знать. А теперь не хочу. Только поздно.
— Что ж так?
— Нельзя родиться весной и осенью одному человеку. Вот и понять не могу, что я. Сказали бы, что просто растение сада — не думал бы ни о чем.
— А хочется?
— Да. Я счастливей был раньше, только место свое никогда своим не считал.
Вновь облокотился о перила, лицо опустил — волосы радостно перетекли на плечо.
— Сколько… грязи в мире. Но все ведь по-своему ищут совершенства. Тогда почему? А мне… лучше бы и не знать.
— Тебе-то что? Ты чист. А знать про грязь — не значит испачкаться.
— Лучше не знать, — повторил он.
Ночные цикады завели свою песенку. Тонкий прохладный треск полетел по саду.
— Можно задать вопрос, позволенный только другу? Он все-таки сумел взять твое сердце?
— Да. Только лучше бы — нет. Только тогда по-настоящему жив, когда можно замереть рядом, и то ли времени больше нет, то ли меня самого. А так нечасто бывает — может, лучше бы не было вовсе.
— Понимаю, — в свой черед обронил Ёши. — И ты говоришь, что все хорошо? Что же, дело твое.
Север Хэнэ
Отряд Муравья пробирался оврагами. Глина разъезжалась под ногами, люди спотыкались, рвали одежду в колючих кустах. Порой ветер доносил запах гари — тогда кашляли, прикрывали перепачканные лица. Аюрин молчала. Упорно смотрела вперед, словно вела молчаливую беседу с духами леса. Пожар пощадил отряд Муравья — горстку людей. Неподалеку пламя прошло. Долго боялись — вернется, и тогда конец. Обошлось. Только ведь не одни они в тех местах были. Другие не выжили.
— Лето жаркое, — вздыхали в отряде. — От торфяников надо уходить. Милостивы к нам Бестелесные — не дали сгореть живыми.
— Торфяники! Лето! — не выдержал Муравей и палкой со всей силой ударил по пню. — Как малые дети, право! Поджог это был, не сомневайтесь! Одних спалили, других заставили наглотаться дыма и разбрестись по лесам. Теперь всем вслепую друг друга искать. Да и нас, как пить дать, войска ищут! Только они-то знают, куда можно идти, а куда нет!
— Поджог, говоришь? — переспросил мужчина с косящим глазом, в прошлом пастух. — Да что ж за демоны на такую жестокость способны?
— У них одно желание — с нами разделаться! — сплюнул другой. Муравей подозвал Аюрин:
— Как ты?
— Ничего… — слыша разговор, она совсем притихла — и не поверить, что недавно еще бойкой была, за словом далеко не ходила.
— Ты у нас сны видишь — скажи, куда идти и чем все закончится, — невесело пошутил бывший пастух.
— Не знаю, — Аюрин съежилась. — Мне давно ничего не снится. Одно только — что я не сплю. Будто лежу всю ночь с открытыми глазами, — но поутру меня будят.
— Ничего, — Муравей положил ей ладонь на плечо, погладил по волосам. — Отойдешь, еще будут красивые сказки сниться.
— Я не хочу — сказки! — упрямо вскинутый подбородок выдавал прежнюю Аюрин. — Я взаправду хочу!
— Взаправду, — задумался Муравей и, не найдя что ответить, дал команду трогаться в путь. Мол, что застряли на месте, будто коряги лесные?
Главное, из торфяников выбраться, к чистым озерам. А мальчишка с разноцветными глазами вызвался проводником быть — на него и дым словно действовал меньше. Аюрин не доверяла ему. Если не дух, тери-тае, значит, еще хуже, значит, намеренно прислан в отряд и ведет их всех к гибели.
— Говорят, скоро объявится человек, к которому стекутся все мятежники, — как-то сказал Разноглазый. — Будто бы сила дана ему немереная… и удача. Только нарочно его не найдешь, нужно верить, и тогда тропа сама к нему выведет.
— Сказки, — отмахнулся Муравей раздраженно. — Слыхал… Такого и не рождалось еще. Всегда в трудные годы, когда поднимался народ, вожаки находились, и про них байки рассказывали. А вывести тропа выведет… в мир иной, если по сторонам не смотреть.
— А ты, Умэ, — обратился мальчишка к Аюрин, ибо настоящего ее имени не знал: — Ты хочешь попасть в его войско?