Песня длиною в жизнь

Марли Мишель

Симона на мгновение отвела взгляд от окна.

— Я сказала ей, чтобы она обязательно приходила.

— Зачем? Разве Деди принесет деньги, на которые мы смогли бы купить вина?

— Не будь такой язвительной, Эдит. Ты ведь сама знаешь, что тебе необходимо заручиться как можно большей поддержкой при разбирательствах комиссии. Мы обсудим, что можно сделать. Мы, женщины, должны держаться вместе, понимаешь? Вместе мы сильнее!

Эдит смотрела на Симону, открыв рот. Подруге не особенно нравилась Андре Бигар, и то, что она обратилась к ней за поддержкой, было удивительно.

— Ты

только что сказала, что парижане пошли бы ради меня на штурм Монмартра… — Эдит неодобрительно покачала головой. Она ведь знала, что Симона была немного наивной, но такой глупой она быть не могла при всем своем простодушии! — Честно говоря, моя дорогая Момона, мне не нравится втягивать в это дело всех людей, имена которых приходят тебе в голову. У нас будут еще гости? Лулу и Анри тоже подойдут? Тогда давай устроим вечеринку в честь профильной комиссии по делам артистов. Вот вина только не хватает!

— Люди, которых я пригласила, — это всего лишь две женщины, — небрежно парировала Симона.

— Надеюсь, Маргерит и Деди пробудут недолго. Я устала и хочу спать, — заявила Эдит, хотя прекрасно знала, что ее сон всегда сопровождается кошмарами.

Она просто хотела избавиться от всех этих разговоров и обсуждений, хотела, чтобы ее оставили в покое, не желала никого подвергать опасности. Кто мог знать, что еще придумают эти коммунисты с их обвинениями в коллаборационизме! Симона, к сожалению, недостаточно проницательна, чтобы отличать друзей от врагов. Во время оккупации она однажды чуть не стала причиной больших проблем, потому что много чего рассказала немцам, к счастью, всякую ерунду, не имеющую отношения к серьезным вещам. Да она и не владела никакой важной информацией. Она не знала, к примеру, что семья Андре Бигар спрятала от нацистов множество евреев. Эдит простила Симону, но с тех пор стала проявлять еще большую осторожность. В голове промелькнула мысль: «А как, собственно, к евреям относятся коммунисты?»

— Ты все равно не сможешь сейчас заснуть, — сказала Симона.

— Без бутылки вина — точно нет!

Вместо ответа Симона просто пожала плечами и отвернулась. Эдит прикрыла глаза и услышала ее удаляющиеся шаги — подруга отправилась в спальню или в ванную. Вскоре Эдит услышала шум: было похоже, что Симона что-то искала в гардеробной. Только не это!

— Не вздумай продавать мои туфли на черном рынке. Это единственная приличная пара, в которой я могу выступать. — Эти слова вырвались у Эдит прежде, чем она сообразила, что, возможно, она вообще никогда уже не будет стоять на сцене.

— У нас должны были оставаться деньги, которые я заработала в прошлом году на фабрике.

— Разве нам не нальют в баре в долг?

— Нет.

Голос Симоны звучал приглушенно, словно она зарылась лицом в гору одежды.

— Я нашла их! — Послышались ее приближающиеся шаги. Симона ответила лишь тогда, когда снова оказалась рядом с Эдит. — Владелец бара не хочет нам ничего давать в долг с тех пор, как тебя доставили в префектуру. Быстро распространились слухи, что тебя обвиняют в коллаборационизме. У него друг служит в полиции. Он спросил меня, почему ты тогда не пела песню «Аккордеонист».

А потом сказал, что ты трусливая.

— Трусливая? Что ж, отлично. — Эдит махнула рукой. — У этого парня мы, конечно, больше ничего покупать не будем. Так что иди на черный рынок, но береги себя, Момона. Я не могу жить без тебя, — добавила она.

Симона порой была очень простодушна, но она всегда оказывалась рядом, когда Эдит нуждалась в ней. За это ей прощалась даже ее постоянная болтовня. Симона, несомненно, принесет больше чем одну бутылку вина. Это хорошо. Алкоголь помогает забыться.

ГЛАВА 4

Маргерит, которую Эдит ласково называла Гита, действительно была похожа на фею из сказки. Ее нежное овальное лицо обрамляли волны светлых волос, на красиво изогнутых губах блуждала легкая мечтательная улыбка, а глаза светились такой добротой, какой Эдит не видела ни у кого другого. Однако теперь, стоя перед дверью гостиничного номера, Маргерит выглядела менее элегантно, чем обычно. На ней были брюки и, несмотря на все еще по-летнему теплую погоду, толстая куртка. Шелковый платок, который она повязала на голову, сполз, прическа растрепалась.

— У меня такое ощущение, что волосы сдуло с головы ветром, — сказала она смеясь и тут же расцеловала Эдит в обе щеки в знак приветствия.

— Нет-нет, они все еще на своем месте, — шутливо заверила ее Эдит.

— Смешно. Мне всегда кажется, что они никогда не лежат так, как надо.

Маргерит обняла Симону, которая как раз собиралась открыть одну из бутылок, принесенных ею пять минут назад.

Симона отметила про себя, что на улице не так уж ветрено.

— Сегодня я на мотоцикле!

Эдит удивленно воззрилась на нее.

— Откуда у тебя мотоцикл?

— Не знаю.

Маргерит застыла в недоумении.

— Теперь, когда ты это спросила, я поняла, что, видимо, взяла мотоцикл, который мне не принадлежал.

— Ты должна немедленно вернуть его, — проговорила Эдит.

Голубые глаза Маргерит наполнились ужасом.

— Но куда?

— Туда, откуда ты его взяла, — отозвалась Симона.

— Я не могу этого сделать. Я уже не помню, где это было! — Маргерит внимательно оглядела маленькую комнату, словно ища подходящее место, чтобы спрятать там транспортное средство. Она обнаружила кресло, в которое тут же в изнеможении плюхнулась. Сделав это, она пробормотала:

— Ох, девочки, как же здесь уютно!

Тем временем Эдит размышляла, что она может сделать, чтобы исправить ошибку Маргерит. Ей очень не нравилось, что угнанный мотоцикл припаркован перед отелем, в котором она живет, и что, безусловно, найдутся свидетели, которые видели, как приехала ее гостья. Что, если появится полиция?

Раньше, когда она еще пела на площади Пигаль, ей были безразличны оплошности вроде той, что совершила Маргерит. В то время они случались сплошь и рядом. Но тогда она не тряслась от страха перед перспективой запрета на выступления. И у нее не было необходимости защищать ангела, живущего в другом мире, от нее самой и суровой реальности.