Песня для Корби
Шрифт:
– Я не знаю.
Токомин притормозил и свернул на крайнюю полосу.
– Куда это мы? – удивился Ара.
– Кончается бензин.
Совсем стемнело. Над дорогой зажглись уличные огни. Они съехали на подъездную дорожку бензоколонки. Токомин вышел из машины. Корби смотрел, как он расплачивается с автоматом банковской картой.
– Это ключ от небоскреба, – вслух подумал Ара. – Андрей, должно быть, использовал его, чтобы подниматься на крышу.
– Он сказал, – вспомнил Ник, – что чем выше он находится и чем больше там света, тем ему было лучше.
– Может, это
– В лесу, куда мы едем, нет небоскребов, – сказал Ник. – В лучшем случае, там можно залезть на дерево или на крышу какого-нибудь двухэтажного дома. А ночью нет света.
Корби устало потер лоб, уже привычным жестом отбросил выцветшую прядь.
– Вы как будто о вампирах говорите, – заметил Ара, – типа их нужно заманить на святую землю или заставить попасть на солнце.
За бортом машины щелкнуло. Токомин заливал бензин.
– Надо сказать ему, чтобы набрал еще, – вдруг оживился Ник. – Мы тоже можем его сжечь.
– Нет, – отрезал Корби. Ник уже начал опускать свое стекло, потом удивленно оглянулся на друга.
– Почему?
– Андрей сказал Белкину, что они все делают неправильно. Бензин нам не поможет, если только мы не хотим сжечь Андрея и половину леса вместе с ним. Тогда была осень, а сейчас жаркое лето. Начнется страшный пожар.
– А откуда желтый лист? – вдруг перебил их Ара.
Корби проследил за его взглядом и тоже увидел. На соседней колонке трепетал мокрый, совершенно осенний по виду кленовый лист. Казалось, он вырвался из другого времени года и из места с другой погодой.
Корби почувствовал, что это первая весточка из того места, куда они решили отправиться. Карточка Андрея неожиданно и сильно вспотела в его руке.
– Помнишь, – спросил он у Ника, – на грифе той гитары были листочки?
– Да, – мрачно подтвердил тот.
Отец Андрея вернулся в машину и резко тронул «хаммер» с места.
– Далеко еще? – спросил Корби.
– Недалеко. – В Токомине что-то изменилось: в глазах появился лихорадочный блеск, а руки, когда он не держался ими за руль, слегка дрожали. Еще минуту они ехали по шоссе, потом мимо мелькнул указатель «Черная искра 17км», и они свернули на двухполосную лесную дорогу. Фонари здесь стояли редко. Свет фар вырывал из темноты нависшие над обочиной ветви елей.
Корби вспомнил, как, убегая из отделения полиции, думал, что можно просто уйти в лес, лечь там, забыться и умереть от голода и холода. «Вот этот лес», – подумал он. Из темноты памяти выплыла картинка: тело его матери, наполовину вывалившееся на капот разбитой машины. «Разве я не предал ее и всех, кто умер, когда решил жить дальше? Как я мог это сделать?»
– Кому хочется покончить с собой? – вдруг спросил Ник. –
– Мне, – ответил Корби. – Снова как раньше.
– Там, в бардачке, пушка. Можете начинать, ребята, – со странной, безразличной иронией сказал отец Андрея. Корби тревожно посмотрел на него.
– Плохо дело, – тихо заметил Ник. – Мне тоже плевать, если вы повышибаете себе мозги. А когда пушка освободится, я, пожалуй, к вам присоединюсь.
– Нам не справиться, – сказал Ара. – Я боюсь.
Колеса «хаммера» поглощали пространство темной дороги. Корби сидел и смотрел на бардачок.
– Нет, – сказал он, – это не мои мысли. И у вас у всех не ваши мысли, помните об этом.
– Как мои мысли могут быть не мои? – спросил Ара. – Ведь это же все правда. Я ненавижу мою мать, а она ненавидит меня.
– Оно делает тебя хлюпиком, – сказал Корби, – но это не ты. Ты другой. Ты способен отвечать за себя без твоей мамы.
Над темным лесом за пределами машины пронесся жуткий звук. Даже плотно закрытые окна «хаммера» легко его пропустили. Это был дикий, тоскливый, нечеловеческий, но все же полный боли и скорби вой. От него кожа покрывалась мурашками и начинало тонко ныть в висках.
– Что это? – спросил побледневший Ара.
– То, во что ты не верил, – сказал Корби.
Дорога пошла абсолютно прямо. Далеко впереди в стене леса замаячил просвет. Корби подумал о крови – о том, какая она густая, вязкая, как блестит на свету, как стекает с рук. Он слышал тяжелое дыхание своих спутников; особенно трудно и неравномерно дышал отец Андрея. Они проехали еще несколько сотен метров по прямой, и Корби понял, что просвет между деревьями получился из-за того, что дорога выходит на насыпь. Впереди был неглубокий овраг. Он вспомнил одну из картин, которые видел, прикоснувшись к Белкину.
«Моя сестра боялась оврага, – прозвучали у него в голове слова мальчика, который вырос в Оскаленного, – моя сестра никогда бы не спустилась в овраг».
Машина выехала на мост. Внезапно отец Андрея ударил по тормозам. Завизжали покрышки. «Хаммер» занесло немного в сторону, и он остановился.
Что-то стояло впереди, посреди моста, всего в двух метрах от капота. Что-то блестящее и полужидкое, при этом похожее на зверя.
Корби не мог понять, что это такое, пока оно не сдвинулось с места. Это был волк или здоровый сильный пес. Ничего ни осталось ни от его ушей, ни от глаз. Его тело было равномерно покрыто сочащимися ранами, и шерсть вся насквозь пропиталась кровью, будто он потел ею. Непонятно было, как он еще жив, но он двигался, медленно шел вперед, оставляя кровавые следы. Он слепо ударился о бампер остановившейся машины и прошел мимо. Свет фары, перемазанной в крови, померк. Волк поравнялся с окном Ары и ушел во тьму. Корби повернулся и посмотрел на спутников. Лицо Токомина было покрыто потом. Ару бил озноб. Ник внезапно открыл свою дверцу и высунулся из машины. Его стошнило на асфальт.