Песня для Корби
Шрифт:
– Корби, Корби, – раздался странный липкий шепот. По коже будто провели чем-то холодным. Корби вздрогнул и открыл глаза. Голос был где-то рядом.
– Корби, ты пришел ко мне. Открывающий двери, ты пришел, чтобы впустить меня.
«Это не Андрей», – подумал Корби. У него на лбу выступил холодный пот. Стоять стало тяжело – фонарь невыносимо давил на плечо. Он направил луч света на лес, но там никого не было.
– Корби, – снова позвал голос. Корби оглянулся на машину и осветил ее. Пусто. Только кровь и стекло. Но голос был так близко. Он был прямо здесь. – Я преображу нас обоих.
Корби осветил олениху и с ужасом увидел, что с ним говорит голова нерожденного детеныша. Его
Корби отступил от разбитой машины. Пятясь, он двигался от центра дороги к чаще, сердце колотилось, как после стометровки. «Бежать, бежать, бежать, – думал он, – я не смогу к этому приблизиться, не смогу на это смотреть».
– Корби, – сказал Ник, – остановись и успокойся.
Корби остановился.
– Ник, – вслух спросил он, – ты здесь?
– Конечно, мы здесь, – ответил Ара. – Мы уже проехали мимо бензоколонки. У нас все хорошо.
«Спасибо, друзья», – подумал Корби.
– Что бы ты ни увидел, – сказал Ник, – рассказывай нам. Мы не дадим тебе сойти с ума.
«Я увидел машину убийц. Она сбила беременную олениху и стоит разбитая посреди дороги».
– Значит, все это правда, – сказал Ара. – Они действительно приехали в этот лес.
«Да. Есть повод идти дальше». Корби заставил себя сдвинуться с места. Шаг, еще шаг. Через пять минут машина осталось далеко позади. Дорога петляла, и, оглянувшись, Корби увидел у себя за спиной только серую полосу асфальта и темные силуэты деревьев, тянущих к дороге свои черно-зеленые лапы. «Сколько я прошел?» – подумал он. Неожиданно ему ответил Ара.
– Отец Андрея говорит, что там будет развилка и щит-указатель: «Черная искра пятьсот метров» и «Охотничьи угодья Белая Запь один километр». Они могли повернуть на любую из двух дорог.
«Охотничьи угодья, – подумал Корби. – Вот откуда бегут олени и волки».
Он прошел очередной поворот и увидел впереди зарево. Казалось, прямо на дороге горит огромный костер – но его пламя не поднималось высоко вверх, а как бы стелилось по земле, иногда распадаясь на несколько отдельных очагов огня.
Корби двинулся к источнику света. Ему в лицо несло гарью. Дым был удушливым, едким, пах бензином и тлеющей листвой. Он клубился, сгущался в ветвях деревьев, и казалось, что старые клены оживают и шевелятся в темноте. Даже небо изменилось. С него одна за другой пропадали звезды. У Корби исчезло ощущение, что он идет вперед. Дорога будто сама ползла ему под ноги, втягивая путника в себя, а обратным током, навстречу, выбрасывая свое тяжелое, сводящее с ума дыхание. Корби стало казаться, что в темноте вокруг него появляются полупрозрачные лица. «Помнишь, как ты рубил траву в ночь после смерти своих родителей? – шептали они. – Хочешь напасть на нас? Хочешь бороться с нами? Мы не такие безобидные, как то несчастное дерево, которое ты избивал. Мы будем кусать в ответ».
Когда Корби подошел ближе к огню, он увидел, что необычное кострище находится прямо в центре дорожной развилки, о которой говорил Токомин. На земле был выложен круг из кленовых ветвей. Они почти прогорели, но пламя еще держалось за счет того, что кто-то облил сырые, не очищенные от листьев ветви керосином. Из центра круга поднимался закопченный в огне стальной щит с указателями направлений. К его круглому стальному основанию был привязан человек.
Корби в безумном порыве бросился вперед. У него в голове билась единственная лихорадочная мысль: «Это
Казалось, он должен радоваться – теперь его врагов не трое, а только двое. Но при виде изувеченного трупа он испытал только ужас. Чудовище не проигрывало. Оно просто списывало тех, кто был ему больше не нужен. Корби боялся, что мертвый убийца заговорит, скажет какую-нибудь жуткую гадость вроде: «ты отстрелил мне яйца, а они доделали все остальное». Он отошел от огня, его трясло. Он опустился на колени, прямо на пыльный асфальт дороги и поставил фонарь перед собой.
– Ник, Ара, – позвал он, – где вы?
– Мы снова в Москве, – ответил Ник, – только что переехали МКАД.
– Как ты? – спросил Ара.
– Похитители Андрея совсем сошли с ума. Они убили одного из своих. Привязали его к указателю, о котором ты говорил, изрезали лицо, а вокруг зажгли огненное кольцо.
– Это бы угрожало и нам, – сказал Ник.
– Куда ты дальше пойдешь? – спросил Ара.
– Не знаю. Наверное, туда, куда меньше всего хочется.
«Простите меня, – подумал он, – я пока помолчу». Голоса и мысли друзей затихли вдали. Корби провел рукой по поверхности дороги. В свете фонаря пыльный афсальт серебрился, как лунная пустыня. Ветер принес одинокий осенний лист. Он промелькнул в темноте, прибился к колену. Корби поднял его. Влажный и холодный. «Опять кленовый», – подумал он. Он оглянулся на затухающее пожарище. Остатки пламени еще подсвечивали щит указателя, и можно было прочесть надписи. Корби понял, что лист принесло с той стороны, куда уходила дорога на Белую Запь. Значит, ему туда. Он поднял фонарь, встал с дороги и пошел дальше.
Через двести метров он услышал, как звонит телефон.
Звук был дребезжащий, механический, будто у старого аппарата. Корби медленно пошел ему навстречу. Телефон все звонил и звонил, терпеливо. «Неужели кто-то из убийц Андрея потерял мобильник?» – подумал он.
Но это был не мобильник. Корби пошарил лучом фонаря по асфальту и увидел старый желтый аппарат с круглым диском – такой же, как тот, что стоял на кухне в квартире его родителей четыре года назад. Оборванный провод телефона лежал в дорожной пыли.
Корби пришла в голову дикая мысль: «Это меня». Не в силах сопротивляться, он сел на корточки рядом с аппаратом и снял трубку.
– Алло, здравствуйте, – раздался на линии мальчишеский голос, – а Рябина можно?
– Кто это? – тихо спросил Корби.
– Это его сын. Он еще на работе?
Корби молчал.
– Скажите, пожалуйста, он еще на работе или уже уехал?
Трубка начала безумно дрожать, и Корби пришлось схватить ее второй рукой.
– Алло, алло, алло, – повторял мальчик. – Вы меня слышите? Вы меня слышите?