Песня для разбитого сердца
Шрифт:
— Много ночей…
Кейли улыбнулась и зевнула, затем Александр укрыл их обоих одеялом. Девушка мигом прижалась к нему, вытянувшись вдоль его могучего тела, и вдруг подумала о том, что такой счастливой она ещё никогда не была и, возможно, не будет.
Через шесть дней наступил новый год. И все эти несколько чудесных дней Кейли чувствовала себя на седьмом небе. Её отец пребывал в добром расположении духа, шутил и улыбался, часто вспоминая покойную супругу. Вечерами, когда снаружи неслышно падал снег, укрывая голые поля и древние строения, виконт вместе с дочерью усаживался за пианино и подыгрывал ей очередную хорошо знакомую мелодию. Иногда заглядывали гости. Иногда Александр, обычно безучастный и тихий наблюдатель, играл против тестя в шахматы, партия за партией, пока Кейли читала или вышивала вместе с Оливией, и они совершенно забывали о времени.
Дни протекали спокойные и мирные, типичные праздничные дни в деревне. А ночью, едва Александр запирал за собой и женой дверь спальни, Кейли спешила распустить собранные в две косы волосы, потому что он любил зарываться в эту золотистую копну лицом, вдыхать их аромат и пропускать волнистые локоны сквозь свои пальцы. С этой минуты внешний мир переставал существовать для них обоих, и из молчаливого капитана Алекс превращался в опьянённого желанием любовника, который с каждым разом открывал для юной супруги новые эротические тайны.
Иногда Кейли понимала, что он мог быть невнимателен и груб, но это лишь сильнее распаляло её. Ей нравился его необузданный нрав и поведение дикаря, когда в самые жаркие минуты она становилась для него центром вселенной, и ничто больше не имело значения. И хотя порой, падая рядом с женой на спину и утирая ладонями лицо, Алекс бормотал ругательства и проклинал себя за несдержанность, Кейли тихо смеялась, потому что он не понимал, как сильно возбуждали её эти грубые офицерские ласки.
Он научил её такому, о чём, пожалуй, даже всеведущая графиня Бриджертон не догадывалась. Разумеется, ни о чём подобном Кейли прежде не знала, а поначалу вовсе противилась, поминая Божью кару. Но Александр умел убеждать, и под его руками, его телом и волей она становилась такой покорной, что все условности отходили на второй план.
Ей нравилось наблюдать, как он терял контроль. Она стала хорошо понимать, почему Алекс любил разглядывать её во время любовного акта, и её это больше не смущало. Кейли узнала, как доставлять ему наслаждение, и при этом ощущала свою власть над ним, так что порой они с радостью менялись ролями.
Иногда, засыпая на рассвете, Кейли с тоской думала, что добилась своего совсем не так, как ей того хотелось. Несколько раз, будучи на пике наслаждения, она едва не проговорилась, что любит его. Ей бы хотелось прокричать эти слова, пока он был в ней, пока его самого уносило прочь на волнах наслаждения, но каждый раз она вовремя сдерживалась. Он не скажет ей того же самого, и эта жестокая мысль отрезвляла её лучше любого средства.
Она стала замечать, как во время прогулок по заснеженному саду или за весёлыми трапезами Александр пристально смотрел на неё, слегка сощурив глаза и держа ухмылку на губах, которая придавала ему некий загадочный вид. Кейли хотелось верить, что он уже полюбил её, поэтому был так внимателен, а ночами не давал покоя и дарил невероятное наслаждение… Но гаденький голос в её голове всё повторял: «Он не верит в любовь, он считает это глупостью. Ему нравится твоё тело. Он просто занимается тем же, чем и прежде, как с другими женщинами до тебя, но с удовольствием, потому что ты красива и послушна, и принадлежишь ему…»
Кейли не могла заставить этот голос замолчать. Из-за него она продолжала нервничать и бояться проговориться.
И вот в одну из ночей, когда Александр довёл её до полного изнеможения, взяв сзади, внезапно, быстро и грубо, она закричала, потеряв голову от страсти, и произнесла ненавистные три слова.
Она сразу же почувствовала, как он напрягся. Он отпустил её, повернул лицом к себе, и Кейли увидела, что он был растерян настолько, что не мог ничего сказать… И она улыбнулась, притянув его к себе, обвив его тело руками и ногами, и произнесла:
— Не нужно ничего говорить, слышишь? Я не жду от тебя ответа. Ты и так знал, что я люблю тебя… Мне этого достаточно, пока ты рядом.
— Кейли, я… — прозвучал его хриплый голос.
Но она с жаром поцеловала его, а потом прошептала:
— Всё хорошо. В конце концов, два раза я уже одержала верх. Возможно, однажды ты тоже полюбишь меня…
Ей показалось, что на его лице отразилась невероятная мука, словно она сделала ему больно… Но в тот раз он ничего не сказал. Лишь неопределённо пожал плечами, отвернувшись, затем уложил Кейли рядом с собой и быстро заснул. Для себя же она решила, что ждать чего-то, тем более просить, от человека, пережившего столько горестей и страданий, как он, было бы несправедливо. Она знала, что однажды сможет смириться…
А через пять дней после наступления 1820 года пришло письмо из Рипона. Александра ждали в училище неотложные дела, тем более, что герцог Веллингтон хотел придержать для него место в Палате вооружений, что, разумеется, было большой честью для молодого капитана, а посему он обязан был поскорее вернуться.
С горьким чувством сожаления Кейли наблюдала, как шли приготовления к отъезду. Снова придётся запереть этот дом, в котором она познала столько счастья, снова придётся вернуться туда, где Александр будет днями пропадать из конторы в контору и добиваться для себя нового статуса. Она была рада за него, но вместе с этой радостью примешивалась ревность. Ей хотелось, чтобы он был рядом не только ночами… потому что ночами он знал и хотел только её тело.
И, в конце концов, им придётся вернуться в Фаунтинс, где не будет её отца, а Эшбёрн с лёгкостью сможет приходить, когда ему вздумается.
К десятому января, ровно за месяц до её дня рождения, все сборы были завершены, и Кейли с грустью наблюдала из окошка экипажа, как удалялся за снежной стеной Чотонфилд и его окресты.
— Не печалься, родная, — утешал её ласково виконт. — Мы сюда обязательно вернёмся. Все вместе. А, возможно, нас к тому времени станет ещё больше…
— Возможно, — произнёс Александр, задумчиво глядя на жену, которая уже предательски покраснела.
В Фаунтинс всё оставалось по-прежнему, но для Кейли словно закончилась та невероятная магия, соединившая её с Александром в коттедже на далёком острове. Без компании отца, пока супруг занимался делами и всё больше сближался с окружением герцога Веллингтона, Кейли начала скучать. Поездка в резиденцию Бриджертонов немного развлекла её, но счастливый вид заметно располневшей Аниты заставлял Кейли ощущать себя ещё более одинокой.
Несколько раз она получала короткие письма от Джорджа из Виндзора. Он извинялся, но не слишком искренне. К тому же извинялся он исключительно перед нею. О брате даже словом не обмолвился.