Песня для зебры
Шрифт:
Нынешние ее блестящие успехи с лихвой компенсируют мое вынужденное бездействие. Нет больше дипломированной медсестры Ханны, она теперь старшая медсестра нового отделения повышения квалификации в самой лучшей больнице Кампалы! И вдобавок ухитряется находить время для продолжения своих занятий по хирургии! Она сообщает, что по совету Грейс купила себе недорогое обручальное кольцо, чтобы держать на расстоянии ухажеров, пока я не подарю ей настоящее. А когда молодой врач-интерн начал приставать к ней прямо в операционной, она спустила на него таких собак, что он три дня перед ней извинялся, а потом пригласил провести выходные дни у него в коттедже, за что и получил новую выволочку.
Лишь одно меня тревожит: я совсем не в обиде на нее за то, что без спросу стащила у меня из сумки пленки номер пять и шесть и переслала Хаджу аудиофайлы, — но вдруг она об этом не знает? Только бы
Было, Ноа, и еще одно письмо, которое мне даже распечатать не сразу хватило смелости. Толстый блестящий коричневый конверт с чуть заметной линовкой спустился, вне всякого сомнения, с недосягаемых высот британского общества. Из соображений конфиденциальности вместо логотипа с надписью “Именем ее королевского величества” на нем была наклеена дорогая почтовая марка. Имя, номер и адрес тщательно, без единой помарки, выведены почерком, знакомым мне, как мой собственный. Целых три дня конверт взирал на меня с подоконника. Наконец, собравшись с духом благодаря вечерним посиделкам с Дж. П. Уорнером и бутылке риохи, я схватил мягкий пластмассовый нож (специально придуманный, чтобы заключенный чего над собой не учинил) и перерезал ему горло. Сначала я прочитал сопровождающее письмо на обычном белом листе формата А4, без водяных знаков; вместо адреса отправителя — “Лондон” и дата.
Дорогой Сальво!
С автором прилагаемого письма я официально не знаком, не стал знакомиться и с его содержанием. Оно написано по-французски. Барни уверяет, что оно носит личный характер и не является порнографией. Как тебе известно, я не одобряю вмешательства в чью-либо частную жизнь иначе как в государственных интересах. Искренне надеюсь, что когда-нибудь ты будешь вспоминать о нашем сотрудничестве в более благоприятном свете, поскольку крайне важно, чтобы человек всегда был защищен от себя самого.
Всегда твой,
Р. (Боб) Андерсон
Конечно, я уже успел углядеть второй конверт, столь интригующе охарактеризованный в сопроводительном письме мистера Андерсона. На его пухлом боку печатным шрифтом сообщалось, что письмо адресовано “месье Брайану Синклеру, переводчику”, почтовый ящик номер такой-то в Брикстоне. С другой стороны лазурным тиснением красовалось имя отправителя — “Контора Жуайез, Букаву”. Я, естественно, не забыл, что полное имя Хаджа — Оноре Амур-Жуайез. Внутри оказалось скорее не письмо, а кипа разрозненных заметок, сделанных в течение нескольких дней и ночей. Честное слово, закрыв глаза и принюхавшись, я уловил исходивший от листков женский аромат, и Дж. П. Уорнер потом сказал то же самое. Текст был написан от руки, по-французски. Даже в спешке Хадж не мог отказаться от педантичного академического стиля, как и от своего излюбленного похабного лексикона.
Дорогой Зебра!
Пленки не нужны были. Ты меня поимел, а я их.
И кто такая, скажи на милость, Ханна?
На кой она меня грузит всякой медицинской белибердой да еще требует, чтоб я сходил к урологу проверить задницу?
И что это она мне советует пойти на откровенный разговор с моим почтенным батюшкой Люком, и вот, мол, доказательства, которые мне помогут?
На хрен мне доказательства? Вернувшись домой, я тут же сказал Люку: если не хочешь сдохнуть под забором, первым делом срочно посылай подальше Мвангазу.
Второе, что надо сделать, сказал я ему, — это объяснить маи-маи и баньямуленге, что они выставляют себя полными пидорасами.
Третье — исповедаться ближайшей ооновской шишке, и четвертое — устроить себе продолжительные каникулы на Аляске.
Ханна пишет, что ты там в Англии по уши в дерьме, чему, зная тебя, я нисколько не удивляюсь. Она молится, чтобы в один прекрасный день ты добрался-таки до Конго. Ну, если и впрямь доберешься, я, может, поиграю в благородного бандита и пристрою тебя преподавателем в университет Букаву, где сейчас творится полный беспредел. Чему ты будешь учить студентов, языкам или распитию пива, мне глубоко по фигу.
Только поживей шевели копытцами, иначе все божьи ангелочки у райских врат не потянут защитить добродетель Ханны от когтей распутного дядюшки Хаджа, когда она приедет в Киву.
У нас в Букаву все путем, как обычно. Девять месяцев в году идет дождь, и когда водостоки засоряются, площадь Независимости превращается в озеро Независимости. Каждую неделю в нашей программе мятежи, демонстрации и перестрелки, о времени мероприятий гадайте на кофейной гуще. Пару месяцев назад местная футбольная команда проиграла важный матч, так болельщики выпустили кишки судье, а полиция пристрелила шестерых парней, единственных, кто ровным счетом ничего не сделал. Все это ничуть не смущает белых американских евангелистов с марафетом на башке, которые, потрясая библиями, велят нам возлюбить Джорджа Буша и перестать трахаться, потому что Господу это не угодно.
Но есть тут у нас один бельгийский священнику которому несколько лет назад прострелили задницу. Он иногда заходит ко мне в ночной клуб — пропустить стаканчик на халяву и потолковать о старых добрых временах. Упоминая имя твоего отца, он всегда улыбается. А когда я его спрашиваю почему, улыбка растягивается до ушей. Сдается мне, твой батюшка шлялся по бабам за всю миссию.
Мой дом в округе Мухумба, на берегу озера, — логово бельгийского ублюдка-колониста, но он, наверное, был хороший ублюдок, потому что разбил мне райский сад до самой воды, посадив здесь все растения, о каких ты только слышал, и еще немножко таких, про которые знать не знаешь. Тут и катальпа, и калистемон, и алоэ, и бугенвиллея, и гибискус, и жакаранда, и агапантус, и маранта, вот только с моими орхидеями полный облом! У нас, если ты уже забыл, водятся пауки размером с мышь, а наши мыши — это пушистые, длиннохвостые птицы. А ткачики отлично умеют кадрить девчонок. Самец-ткачик сначала строит гнездышко, потом зазывает внутрь приглянувшуюся самочку. Если интерьер ей понравится, они трахаются. Так и передай своим евангелистам.
Вообще-то я хотел сказать, что в райском саду есть бунгало. Я построил его для моей кормилицы, святого человека, но она только взглянуть на него успела, потом померла. Это была единственная женщина, которую я любил, но никогда не трахал. У бунгало оловянная кровля и веранда, пока что там живет около миллиона бабочек и москитов. Если когда-нибудь доберешься в Букаву, оно твое. Сыр из Гомы все еще съедобный, электричество ежедневно отключают всего на три часа, а огни на рыбацких лодках ночью никто не тушит. Наши вожди — олигофрены, мыслят на уровне пятилетнего ребенка. Недавно наши хозяева из Всемирного банка проводили анкетирование, чтобы определить уровень жизни в Конго. Там был такой вопрос: “Если бы государство было человеком, как бы вы с ним поступили?” Ответ: “Мы бы его убили”. У нас действует программа по повышению самосознания темнокожих, но каждый уличный торговец впаривает тебе средство для отбеливания кожи, гарантированно приводящее к раку. Молодые конголезцы говорят о Европе как о земле обетованной. Так что имей в виду: если вернешься сюда, тебя будут воспринимать как зебру-неудачника. Выборы ни одной проблемы не решат, зато это наши собственные выборы. У нас есть конституция. И у нас есть дети, больные полиомиелитом и СПИДом, которые разбогатели на три миллиона грязных долларов. И может быть, когда-нибудь у нас даже появится будущее.
ХАДЖ
Наш лагерь, Ноа, тоже на побережье. Каждое утро мое настроение поднимается с восходом осеннего солнца. И каждый вечер падает с закатом. Но если луна светит ярко, можно встать на стул у окна и разглядеть вдали за колючей проволокой серебристый кусочек морского простора. Там заканчивается их Англия и начинается моя Африка.
От автора
От всей души благодарю Стивена Картера за его неустанные изыскания; Бриджит Эдвардс и Боба Эдвардса — за моральную поддержку и консультации в области журналистики; Соню Юстас и Джона Юстаса — за медицинские консультации. Я также в неоплатном долгу перед Джейсоном Стирнсом из “Интернейшнл Кризис Груп”, который поделился уникальным опытом и сопровождал меня во время моей недолгой поездки по Восточному Конго; перед Элом Вентером, почтенным ветераном и летописцем наемнических войн; перед Михелой Ронг, автором потрясающих книг “По следам господина Куртца” и “Я сделала это не для тебя”, которая щедро дарила мне свою мудрость и редакторские находки.