Песня и камень
Шрифт:
Вероятно, он был убежден в том, что женщины так же невежественны, как и медведи, и удивлялся, как они могут любить такую пустую куклу, как Шанат, как быстро изменяют. Эти женщины достойны ненависти. По мере того как росла ненависть Зеди, он все более и более сближался с Рамбхой. Теперь грубость исчезла из его разговоров. Он весело смеялся,
Рамбха становилась с ним все нежнее. Раньше, когда приходил ее муж, Зеди втягивал его в разговоры и давал этим возможность Рамбхе и Шанату сходить в кино одним. Какая женщина! Зеди смеялся в душе. Уродство победило красоту. Так развивалась эта ненависть до тех пор, пока не наступил последний день работы над картиной. Зеди не пришел на просмотр. Картина закончилась. Аплодисменты, букеты цветов, сладость счастья. Послезавтра Рамбха уедет к своему мужу. Шанат страдает, как профессиональный любовник, не бреет бороду, взлохматил волосы, вздыхает перед ней. А она смеется над впечатлением, которое производит ее красота. Потом она спросила у кого-то: «А где же Зеди?» Спросила так же небрежно, как небрежно человек, говоря о каком-то важном деле, гладит свою собаку. Где Зеди, где жемчуг, где ложка, где бедный, некрасивый, разочарованный страдалец. Она пошла искать его. Зеди не было ни в проекционной, ни в съемочной, ни в звуковой комнате, ни в конторе, ни в его собственном кабинете. Наконец, она подошла к музыкальной комнате. Света там не было. Всмотревшись в высокое и темное окно, она увидела, что Зеди сидит за роялем и поет:
Что мне делать, если в сердце боль, Что мне делать, если в нем тоска…В его голосе не было страсти, не было призыва, не было певучести. Но была тяжесть, какой-то груз, как будто камень создал песню и сдавил грудь, как будто мрак
Зеди пел, пел, потом уронил голову на крышку рояля и заплакал. Цветок уродства распустился. Рамбха стояла, стояла и тоже заплакала. Один день и одну ночь он был узником в этом море мук и страданий любви. В действительности же он не был узником. Он освободил себя от всего темного и мрачного, что еще вчера окружало его, для этого мира страданий и мук любви. И вся жизнь с ее болью и тоской, с ее мелочными заботами была вне этого мира. И он, свободный от всего, слушал плач своей души.
Что мне делать, если в сердце боль, Что мне делать, если в нем тоска…День и ночь он пел эту песню. И его уродство исчезло. Двери музыкальной комнаты были закрыты и не открывались ни на стук людей, ни на крики Рамбхи. И когда она ушла, люди выломали окно и проникли внутрь. Зеди полумертвый лежал на рояле. Он до крови ободрал себе пальцы, и на белых клавишах остались кровавые следы. Тайник своего уродства он превратил в уголок красоты, и на слепой ненависти он взрастил чудесные и нежные цветы любви.
Его глаза, щеки и борода были мокрыми от слез.
Через несколько дней Зеди получил от Рамбхи письмо:
«Дорогой Зеди! Ты глупый. Я просто поинтересовалась тобой, а ты подумал не знаю что. Это было твоей ошибкой. Я замужем. У меня двое детей. Я люблю своего мужа и детей. И такие глупые мысли не могли даже прийти мне в голову. Посылаю тебе серебряный портсигар».
Зеди порвал и сжег письмо, серебряный портсигар бросил в колодец и медленно пошел в музыкальную комнату.