Песня кукушки
Шрифт:
— Он не один такой, — прямо сказала мать Джека. Ее взгляд скользнул по сыну нежно и осторожно, словно пальцы, поглаживающие мрамор склепа.
В доме была стирка в самом разгаре, из кухни выплывали пар и аромат мыльной пены. Двор и лестница напоминали лабиринт из-за веревок с сушившимся бельем. На чердак можно было попасть с помощью приставной лестницы. Там было сыро и холодно, косые стены покрывала штукатурка. Внутри находились три кровати с матрасами, накрытыми одеялами и старыми пальто.
— Мы не сможем оставаться тут долго, —
Она присела на матрас и длинно выдохнула.
— Не понимаю. — Вайолет размышляла вслух. — Зачем ваш отец отдал часы Себастиана Архитектору? Что это нам дает? Что нам теперь делать?
Триста и Пен обменялись взглядами.
— У нас есть план, — ответила Триста. — И… извини, но мы не можем тебе рассказать о нем. Нам нужен телефон.
— Телефон есть в клубе «Ресница», — задумчиво произнесла Вайолет, — и тамошние сотрудники достаточно хорошо меня знают, чтобы позволить воспользоваться им. Кому вы хотите позвонить?
— Архитектору, — ответила Пен с агрессивным напором.
— Что? — Вайолет нахмурила лоб, переводя взгляд с одной девочки на другую. — Это безопасно? Он может… сделать вам что-то по телефону? Вдруг он заставит своего волшебного оператора проследить, где вы находитесь?
— Не знаю, — призналась Триста. — Возможно, это опасно. Но если мы поговорим с ним, может нам удастся убедить его вернуть Трисс, а может, и армейские часы. И даже если он не согласится, мы можем что-нибудь узнать.
Произнося эти слова, Триста не могла не думать о том, знает ли Архитектор какой-нибудь способ сохранить ей жизнь. При мысли об этом ее охватила робкая надежда.
— Я могу позвонить вместо вас? — Вайолет явно никак не могла смириться с этой идеей.
— Нет, — ответила Триста. От печали и благодарности у нее сжалось сердце. — Ты даже не можешь присутствовать при этом, иначе волшебное обещание не даст нам говорить. Извини, но нам придется сделать это самим.
Было уже почти десять часов вечера, когда три беглянки подъехали к клубу «Ресница». Судя по звукам и запахам, клуб был шикарный. Сквозь жалюзи просачивался мягкий голубоватый свет. Звуки музыки, доносившейся до них, были вежливым, прирученным джазом, который они уже слышали, или «обеденным джазом», как его презрительно обозвала Вайолет. В дверях стоял красивый швейцар в форме с золотыми пуговицами; с заговорщицким видом впуская их, он подмигнул Вайолет, когда она попросила разрешения воспользоваться телефоном.
Телефон располагался в отдельной комнате с тяжелой деревянной дверью, отсекавшей все звуки. Стены были обиты красной байкой, а маленький столик, на котором он стоял, был сделан из хрома и стекла.
— Давайте побыстрее, — сказала Вайолет. — Я подожду снаружи. Когда закончите, выбегайте на улицу и прыгайте в коляску. Даже если Архитектор выследит, откуда мы звоним, он не узнает, где мы есть, если мы уедем быстро.
Дверь за Вайолет закрылась с решительным, но деликатным стуком, и доносившиеся до них звуки сразу стали еле слышными. Пен и Триста остались наедине с телефоном.
— Ты готова? — прошептала Триста. Она не могла заставить себя говорить громче, словно Архитектор мог их подслушать.
Пен кивнула.
— …Ничего не боюсь, — тихо пробормотала она и потянулась к телефону.
В ее руках он казался таким большим, ее маленькие пальчики едва могли обхватить трубку. Пен поднесла конический слуховой аппарат к уху, и Триста поняла, что она дрожит.
— Сохни, увядай, желай.
Когда Пен произносила эти слова, Тристе показалось, что черная трубка в ее руках слегка дернулась, будто собака, приподнявшая голову. Повисла пауза, а потом Триста расслышала слабый шепчущий звук, просачивавшийся из телефона, словно дым.
— Пенелопа Кресчент желает поговорить с Архитектором, будьте добры! — Слишком громкий и решительный голос Пен звучал чересчур резко. Только сейчас Триста поняла, насколько испугана девочка.
Пауза. Пауза. Слабое гудение голосов, слишком неразборчивое, чтобы что-то понять.
— Это нечестно! — без предупреждения взорвалась Пен. — Вы предали меня! Вы заманили меня в киноэкран! Вы хотели поймать меня в ловушку, точно как поймали С…
Триста толкнула Пен в ребра как раз вовремя.
— …как поймали Трисс, — продолжила Пен без намека на паузу. — Но я… хотела поговорить с вами. Извините, что я пригрозила всем рассказать о нашей сделке. Я… не хотела. Я хочу заключить новую сделку. — Ее глаза скользнули к Тристе.
— Пен! — тревожно прошептала Триста.
Во взгляде Пен читалось знакомое сочетание непокорности и лукавства. Она снова отклонялась от сценария, и Триста понятия не имела, в каком направлении.
— Я хочу, чтобы вы помогли новой Трисс выжить, — объявила Пен, игнорируя тычки в ребра. — И тогда я не буду преследовать вас с петухами и рассказывать про вас полиции.
Пауза. Тонкий ручеек голоса вытекает из трубки.
— Мне нельзя доверять? Что вы имеете в виду? — воскликнула Пен. Пауза. — Нет, вы не станете, потому что вы не знаете, где я! — Пауза. — Что ж, если вы найдете меня, то пожалеете! Я не боюсь, мне наплевать, как вы поступаете с предателями, я…
Пен умолкла. Тихий голос продолжал сочиться из трубки, сплетая угрожающую паутину. Кровь отхлынула от лица Пен, а вместе с ней и напускная храбрость. Ее нижняя губа задрожала, и Пен застыла, цепляясь за телефонную трубку трясущимися руками. Глаза засверкали, и внезапно она показалась совсем маленькой.