Песня кукушки
Шрифт:
Сердце Тристы колотилось. Когда она вспоминала свой ужас перед камином, которому предстояло поглотить ее, все эти формы мести приобретали ужасающую привлекательность.
— Вы можете превратить его в буханку хлеба и оставить в парке для голубей? — предложила она и в ответ услышала взрыв смеха. Листья древних деревьев, составлявшие ее плоть и кости, тоже хохотали.
— Разумеется!
— Тогда… — Триста закрыла глаза, сопротивляясь соблазну. — Тогда… я попытаюсь вспомнить, называл ли кто-то его имя. Если вспомню, скажу вам.
— Хорошо. — Архитектор не был полностью
— Я чуть не съела весь дом и их вместе с ним. — Триста поймала себя на том, что подстраивается под его манеру речи. — Свою еду, их еду, даже вещи, которые вообще несъедобны. — Вспомнив отвращение на лицах Кресчентов, когда они увидели ее зубы-шипы, она даже ощутила слабое злорадство. — Я перевернула все вверх дном в комнате Себастиана, где ничего нельзя было трогать. Я хорошенько напугала их.
— Что ж, тебе будет приятно узнать, что их страдания только начинаются, — удовлетворенно сказал Архитектор. — Представь их жестокость! Попытаться сократить твои жалкие семь дней жизни! Держись от них подальше, моя крошка, и ты еще переживешь свою тезку. Разве это не прекрасная месть?
Его слова затронули самые фибры души Тристы, и она ощутила по отношению к настоящей Трисс странный и сложный клубок. Презрение. Ненависть. Ревность. Жалость. Сочувствие. Близость.
— Отличная месть! — она попыталась говорить с таким же и воодушевлением, что и он. — Скажите мне, что вы с ней сделаете? Хочу знать ваши планы. Вы превратите ее в яблоко и испечете пирог?
— О нет, я придумал кое-что поинтереснее! — Архитектор только что не кукарекал, и Триста снова поразилась его ребячливости и непредсказуемому характеру. — Есть вещи, которые я делаю лучше, чем мистер Кресчент, и он, похоже, забыл об этом. Ему всегда недоставало воображения и способности думать наперед. Для него верх никогда не бывает низом, зад — передом и внутри всегда меньше, чем снаружи. — Он расхохотался.
— Но как… — снова попробовала Триста закинуть удочку.
— Ты задаешь много вопросов. — Голос Архитектора внезапно стал напряженным и подозрительно дрогнул. Не успела Триста ответить, как на том конце линии снова послышался смех. — Ах, если бы ты могла видеть лицо Терезы! Несчастная хнычущая маленькая мисс! Как она ноет, когда мы отправляемся на полуночные прогулки! И все же родители запасли для нее мощную защиту, я вижу их любовь, окутывающую ее, словно одеяло.
— Она с вами? — быстро спросила Триста. — Моя тезка рядом с вами?
— О да, прислушивается к каждому слову.
— Могу я поговорить с ней? — Триста снова попыталась доказать свою ненависть к семье Кресчентов и заговорила жестоко и злорадно: — Я хочу рассказать ей обо всем, что сделала. Хочу рассказать, что я спала на ее кровати, ела ее кукол, и заставляла друзей и родных ненавидеть ее. Можно? Пожалуйста?
Долгий миг на том конце провода слышалось только далекое похрустывание.
— Почему бы и нет?
Триста услышала несколько шуршащих щелчков, а затем тихие всхлипывания и дыхание на том конце линии. Ее кожу начало покалывать.
— Алло? — Триста едва смогла выдавить из себя это слово.
Послышался прерывающийся вздох:
— Это ты, да? — И Триста услышала, как к ней обращается ее собственный голос, только чуть более высокий от волнения, дрожащий и несчастный. — Ты… эта штука, о которой они говорят, да? Штука, которая притворяется, что она — это я! Что ты сделала с моими родителями? Что ты сделала с Пен?
На секунду Тристу охватила паника. Они слишком похожи. Место на земле есть только для одной из них. Она почувствовала безудержное желание бороться за единственное место для Трисс в этом мире и с трудом преодолела этот порыв.
— Послушай! — настойчиво прошипела Триста, перебивая свою тезку. — Архитектор слышит, что я говорю?
— Я… — Голос той девочки дрожал от слез и неуверенности. — Нет, не думаю.
— Хорошо! Теперь послушай меня, пожалуйста! Я перехитрила Архитектора, чтобы он позволил мне поговорить с тобой. Он думает, что я хочу помучить тебя. Ты должна притвориться, что это и правда так. Пожалуйста, пока я говорю, плачь, словно я тебя пугаю!
— Ты меня пугаешь! — заныла девочка на том конце провода так громко, что от статического электричества у Тристы заныло ухо.
— Знаю, знаю, что я страшная, но я не просила, чтобы меня создавали. Я ничего не сделала ни с Пен, ни с твоими родителями. Архитектор этого не знает, но я не на его стороне. Я хочу спасти тебя! Он еще там и слушает? Закричи: «Ненавижу тебя!», если да, или «Прекрати!», если нет.
— Ненавижу тебя! — Крик был такой, что Триста засомневалась, то ли это условный сигнал, то ли искреннее заявление.
— Значит, он там. — Триста собралась с мыслями. — Ты знаешь, где ты?
— Прекрати! — послышалось тихое всхлипывание. Сигнал для «нет».
— Есть что-то, что поможет нам найти тебя?
Но как Трисс может ответить, не вызвав подозрения Архитектора? И как они могут договориться о системе знаков, не имея времени? Триста в отчаянии пролистала память Трисс, пытаясь узнать, был ли у них с Пен тайный язык или код. Нет, не было. Может, если бы сестры были ближе, имели бы больше общих воспоминаний… Воспоминания!
— Трисс, послушай! У нас общие воспоминания. Есть что-то такое, что ты хочешь мне сказать, дать мне ключ к чему-то в твоей памяти? Нашей памяти?
Несколько секунд она слышала только плач, потом одно едва слышное слово.
— Лягушка.
«Лягушка»? Триста подумала, что ослышалась.
Щелк, щелк, стук.
— Ты получила удовольствие? — Казалось, Архитектор с трудом сдерживал смех. — Бедняжка еще более напугана, чем мышь в мышеловке. Ты молодец! Зрелище этого глупенького личика с дрожащими губами привело меня в прекрасное настроение. На самом деле… маленькая кукушка, я хочу сделать тебе одолжение. Ты хочешь жить дольше семи дней?