Песня любви
Шрифт:
Она выпрямилась, расправила плечи, ощутила все свои ссадины, ушибы… и твердо произнесла:
– Грядущей зимой я уже буду женой Абдул-Азиза.
– Это какая-то глупость. – Он бросил в рот очередную ягодку и скривился от ее кислоты.
– Нет, это правда, – ровным голосом повторила она.
Первая тревожная морщинка пересекла его лоб.
– Возможно, ты упустила из виду, любовь моя, что ты уже не совсем годишься в невесты. Ты больше не девственница. Слава богам!
– Есть способы это обойти. – Она вспомнила подслушанный разговор одной испуганной невесты при датском дворе. Старая повитуха советовала
– Я люблю тебя, Рика, и верю, что ты любишь меня. – Лицо Бьорна вдруг побледнело и осунулось. – Нужно найти какой-то выход, чтобы мы были вместе.
– Нет, Бьорн. Я всегда буду любить тебя, но у нас нет общего будущего. – Слезы повисли на ее трепещущих ресницах. – Я дала слово.
– Я тоже, но, переспав с тобой, я нарушил клятву верности Гуннару. Раньше я готов был встретиться со змеей, но не преступить клятву верности, но это было до того, как я попал под твои чары. – Он вопросительно посмотрел на нее: – Гуннар сказал, что ты меня околдовала. Неужели он был прав?
– Конечно, нет, – возмутилась она. – Я не занимаюсь темным ремеслом.
– И все же наша любовь так сильна, что смахивает на магию, – покачал он головой. – По правде говоря, мне все равно, лишь бы ты осталась со мной, Рика. Честь моя утрачена, но теперь это не важно, – мягко произнес он.
– Прости меня, – прошептала она, – но так должно быть.
– Нет, я не верю, что ты хочешь продолжать эту чушь с арабским замужеством. – Тут она увидела, что его лицо озарила какая-то умная мысль: – Мы же умерли. Орнольфу в голову не придет, что мы пережили спуск по Аэфору. Я сам с трудом в это верю. Мы никогда не вернемся на север, и никто ничего не узнает.
– Нет, Бьорн. – Она положила руку ему на плечо. – Я во что бы то ни стало должна добраться до Миклагарда.
Она увидела, как он стиснул зубы и на его щеке задергался мускул. Когда он резко повернулся и посмотрел ей в глаза, перед ней стоял свирепый незнакомец. Как-то получилось, что за долгие дни их пути она уже забыла это опасное жесткое выражение его грубоватого лица. И вот оно вернулось. Он хищно ухмыльнулся:
– Ты никому, кроме меня, принадлежать не будешь! Он рывком притянул ее к себе в удушающее объятие и яростно завладел ее ртом. Она застонала, но он не обратил на это внимания. Он вцепился в нее скрюченными пальцами, и боль от ушибов сделала его грубое прикосновение еще мучительнее. Она потрясенно вскрикнула. Даже в порыве страсти он никогда не причинял ей боли. Никогда с намерением повредить ей.
Она забилась и выскользнула из его рук, рванулась прочь, неуверенная, что сможет убежать, и действительно, Бьорн нагнал ее в три шага. Тут он споткнулся и повлек ее за собой наземь. Она оказалась на нем, но Бьорн быстро перевернулся и всем весом подмял ее под себя.
– Бьорн, пожалуйста, – взмолилась она.
Но он ее не слышал. Он ввел свое колено между ее ногами и пинком развел их.
– Никто, кроме меня, – яростно повторил он.
Она почувствовала, как его вздыбившийся член уперся во внутреннюю сторону ее бедра.
– Не делай этого, – вскричала она.
Если он сейчас возьмет ее в гневе, вонзится в нее, полный злобы, изливая в нее переполнявшую
– Не делай так, чтобы я возненавидела тебя, – выкрикнула она.
И он остановился. Звериный блеск в его глазах погас, он увидел ее ясным взором. Увидел слезы, текущие по ее ушибленной щеке, ее распухшие губы… и страх в ее глазах.
– О боги! Рика!.. – С рыданием, от которого содрогнулось все его тело, он отстранился от нее, затем откатился и отвернулся. Его мощные плечи затряслись. – Прости меня.
Она села. Все ее тело болело. Она потянулась к Бьорну, чтобы утешить его, но рука ее так сильно дрожала, что она опустила ее. Страх смешался со стремлением к нему. Магнус предупреждал ее о взрывной силе буйной страсти. Когда она попросила Бьорна любить ее, она не предполагала, никак не ждала такой всепоглощающей свирепости.
– Почему? – горестно спросил он. – Почему ты убиваешь меня, отрезая по кусочку?
Только ее подчинение воле Гуннара обеспечивало безопасность брата. Никто – за исключением, может быть, Бьорна, который сам находился в опасности, – не поверит ее слову против слова ярла Согне. Да, угроза жизни Кетила и Бьорна продолжала тяготеть над ней, но теперь ничего, кроме правды, не могло ей помочь.
– Если я не выйду замуж за араба, твой брат отправит Кетила в Уппсалу в качестве жертвоприношения в Священной роще будущим летом. Гуннар предупредил меня, что если я расскажу об этом тебе, он подстроит и тебе несчастный случай.
Бьорн повернулся к ней лицом:
– Это действительно так?
– Да. Разве этого мало?
– Почему ты не рассказала мне об этом? – Он сел. – Ты думаешь, я такой беспомощный? Я могу выкрасть Кетила и увести в безопасное место. Ты лучше других знаешь, что я хорошо устраиваю набеги.
– Потому что я хотела защитить тебя и Кетила. Даже если бы ты узнал о намерениях Гуннара, невозможно быть всю жизнь настороже. А ему нужен лишь удобный случай. И позже, когда я подумала, что, может быть, мы сумеем как-то победить Гуннара, оставалась твоя клятва верности. Я молчала ради сохранения твоей чести.
– Ради моей чести?
– Да, любовь моя, разве ты не понимаешь? – Она положила руку ему на плечо, и он быстро накрыл ее руку своей, словно боялся, что она тут же ее уберет. – Если мы сбежим на север, забрав с собой Кетила, всем станет известно, что ты нарушил клятву верности Гуннару. Ты станешь изгоем. В лучшем случае изгнанником, или будешь приговорен к утоплению в болоте. А в мире ином за свое клятвопреступление ты будешь обречен на Нифльхейм. Здесь же, в этом мире, ты никогда не вернешься домой.
– Я в любом случае никогда не вернусь в Согне, – с горечью заключил он.
– Ты должен, – с трудом выговорила она. Кончик носа Рики покраснел, и одинокая слеза скатилась по щеке. – Ради меня. Если я продолжу путь в Миклагард, ни одна живая душа не узнает, что ты нарушил клятву. Единственное, что поможет мне вынести брак с арабом, это сознание того, что ты благополучен в Согнефьорде, заботишься о земле и людях фьорда, оберегаешь Кетила, живешь в чести и, я надеюсь, в радости.
Губы ее подергивались, подбородок дрожал, и он увидел, как она старается сдерживать слезы. Однако эта битва была заведомо проиграна, и слезы полились ручьем.