Песня, призвавшая бурю
Шрифт:
– …просто невыносимо, в конце концов я – Тиллард фон Кронзее. Я уж точно должен быть вне подозрений и…
– Никто здесь не вне подозрений, – вмешался зловещий вакар.
– Я протестую! Это…
Я отчаянно пыталась игнорировать этот разговор, потому что из-за всех этих отвлекающих факторов я чувствовала себя еще более беспомощной под пронзительным взглядом Арезандера. Не знаю, как ему это удавалось, но он буквально проник в мое сознание и сейчас подрывал мою уверенность в себе, так что в итоге я почти поверила, что этот соперник мне не по зубам. Почти. Но так легко я сдаваться не собиралась и упрямо сдвинула брови, на что Арезандер опасно улыбнулся.
– …да одна только эта лютня стоит сотню крон.
– Правда? – засмеялся Ривен. – В таком случае я бы на вашем месте, господин артист, не трубил бы об этом на каждом углу.
– Я… вы что же, считаете… но… это ведь…
Тут Арезандер прервал нашу бескровную и бессловесную дуэль. Так резко, что я не сразу пришла в себя. Он же, казалось, напротив, очень быстро взял себя в руки. Более того, он не пропустил мимо ушей ни одной подробности жалобы Тилларда и моментально включился в разговор.
– Разумеется, я лично заплачу за ремонт вашего инструмента, господин Тиллард, – заверил он менестреля. – Если хотите, я даже могу купить вам новую лютню. Но только в том случае, если вы споете для меня балладу о трех толстых лебедях.
Как и дважды до этого, Тиллард отреагировал на эту просьбу категорическим отказом. На сей раз с еще б'ольшим упрямством.
– Ваша милость, мне, право, очень лестно, что вы так восхищаетесь этой балладой, и сам прекрасно понимаю, что именно она в свое время сделала меня известным. Я пел ее уже тысячу раз, но больше исполнять не стану! Она ведь… она ужасна! Это просто катастрофа! И очень жаль, что, несмотря на то, что у меня такой репертуар, все в первую очередь вспоминают и просят именно ее. Так что простите мне мое упрямство, но нет. Никаких больше трех толстых лебедей!
Арезандер с невозмутимым видом выслушал его доводы, а затем его серебристо-серо-голубые глаза снова обратились на меня.
– Попроси ты!
Даже пощечина не поколебала бы меня сильнее. Теперь Арезандер перешел в атаку. Он не случайно в очередной раз просил исполнить эту нелепую балладу. Он искал подходящего испытуемого. Сволочь!
– Вы напрасно стараетесь, ваша милость, – Тиллард бегло посмотрел на меня и выглядел очень довольным. Кровь онидов в моих венах действовала на него определенным образом, как и на всех других людей. Но этого явно было недостаточно, чтобы заставить его поменять свое мнение. – Конечно, взгляд хорошенькой леди обычно не оставляет меня равнодушным, но это не тот случай!
– Посмотрим, – тихо засмеялся Арезандер и снова обратился ко мне: – Ну вперед, Синта. Если я ошибаюсь, тебе бояться нечего.
Ну вперед, Синта?! Я ему не собачка на побегушках, которую можно заставить выполнять любые трюки по первому же требованию!
Не без удовлетворения я холодно улыбнулась и принялась исполнять требование Арезандера. Пусть увидит!
– Исполните для нас, пожалуйста, балладу о трех толстых лебедях.
Тиллард наморщил лоб, будто никак не мог понять нашего тупого упрямства.
– Я уже сказал: нет, – с напускной вежливостью ответил он. – Можем мы наконец вернуться к моей просьбе? Возмещение ущерба…
– Попроси его как следует! – потребовал у меня Сир. – От чистого сердца. И начать лучше с обращения «господин Тиллард». Либо так… либо мы обставим все так, будто ты в очередной раз потеряла контроль над яростью.
Менестрель в этот момент окончательно растерялся, но я сразу поняла, на что намекает Арезандер. Не в последнюю очередь, потому что почувствовала тихий скрежет металла и присутствие железа. Низенькая вакарка бесшумно возникла за спиной Тилларда, который даже не подозревал, в какой опасности сейчас его жизнь. Остальные же члены скалла встали так, чтобы гостям в пивной не было видно, что происходит.
Я в ужасе уставилась на Арезандера. Мне следовало ожидать, что он знал, как именно действует мой дар. Но его угроза и хладнокровие его скалла поражали до глубины души. Неужели он это всерьез?! Тиллард ведь не какой-то неизвестный бродячий певец.
– Так что решила? – спокойно поинтересовался Арезандер, небрежно потягивая медовуху. Эта его мнимая беззаботность совсем не сочеталась с безжалостным блеском в его глазах, который ясно давал понять, что зайти он готов далеко. Вопрос уже был не в том, блефует он или нет, а в том, готова ли я принять то, что произойдет, если он не блефует. И я их принять не могла. Никто не должен был умереть из-за меня.
– Есть у меня этот дар, есть, – призналась я шепотом, – но отпустите менестреля, пожалуйста. Он…
– Докажи это!
Отчаяние сжало мне горло. Низенькая вакарка занесла над Тиллардом железные когти, и я просто не видела другого выхода. Я закрыла глаза и спрятала руки под стол, не желая, чтобы все увидели, как они начали дрожать.
– Господин Тиллард, – начала я, чувствуя, как в моем голосе звенит магия. Песнь Пламени Солнца окутывала мои слова, и противоречить им становилось невозможно. – Не будете ли вы так любезны сыграть нам балладу о трех толстых лебедях?
Проблема на шее
Мне даже не нужно было на него смотреть, чтобы видеть, как черты лица менестреля стали невыразительными, а потом наполнились восторгом и любовью.
– Хоть это… мне ужасно не нравится, но… – от увлеченного тона Тилларда у меня сводило желудок. – Может, оно и к лучшему, покончим уже раз и навсегда с этой многострадальной темой. Да, я выступлю в последний раз, – он буквально из кожи вон лез, чтобы придумать причину, по которой он мог исполнить мое пожелание. Так было всегда. Те, кто испытал на себе мой дар, не теряли своей самобытности, не переставали самостоятельно мыслить – менялась лишь их мотивация. – Попрощаюсь с прошлым, так сказать. «И средь метели он сыграл в последний раз известнейшую свою старую балладу» – эту историю я могу вспоминать всякий раз, когда кто-то еще вдруг попросит исполнить «Трех толстых лебедей». Какая замечательная идея!
Охваченный эйфорией, он поспешил вниз. Едва же раздались первые звуки его известной баллады и гости начали восторженно аплодировать, рухнуло и мое последнее сопротивление.
Я для публики играть и петь начну,Ей поведаю историю одну,Как явились к пьянице три пышногрудых птицы,Но неженок сперва бы попросил я удалиться…Я покорно открыла глаза и посмотрела на Арезандера. Его лицо светилось от самодовольства, которое в иных обстоятельствах окончательно взбесило бы меня. Но сейчас я ощущала лишь опустошенность и потерянность.