Песня, призвавшая бурю
Шрифт:
Второй подхватил:
– И так хватает беспокойства из-за метели. Если ты убьешь одну из них, они могут выступить против нас. И как ты потом объяснишь королеве, откуда на постоялом дворе столько трупов?
– Она одна, нет никаких их, – возразил Арезандер. – Никто не станет рисковать жизнью ради девушки-бхикса.
Вот так просто, безжалостно и правдиво.
Снова кто-то что-то сказал, но я уже ничего не понимала. Завеса открылась и теперь звала меня. Вот, значит, как все закончится. Я умру от рук Сира сиров в убогой человеческой деревеньке.
При этой мысли внутри меня что-то
Тут уже я потеряла самообладание. Мне стало уже все равно, умру я или нет. Без борьбы я сдаваться не собиралась. Подкрепленный моей яростью одем рвался наружу. Я чувствовала покалывание под кончиками пальцев, под губами, под ногтями, под кожей. Новая сила захватила меня. Я открыла глаза и, оскалив зубы, зашипела. Конечно, мои клычки было не сравнить с клыками вакаров, но и они были достаточно острыми, чтобы нанести некоторый урон.
– Однако, – пробормотал сир невозмутимо.
И тут меня прорвало.
– Сукин ты сын, – с вызовом бросила я. – Мразь… Лицемерный, эгоистичный ублюдок… Грязный сторожевой пес…
Я продолжала выкрикивать оскорбления, стараясь ударить Арезандера в лицо своими золотыми когтями. Он уворачивался, и это еще больше меня бесило, поэтому я нацелилась на что-то более доступное: на его руку, которой он удерживал меня на расстоянии. Я уже не переживала насчет его железных когтей. Железо могло мне серьезно навредить, но это не означало, что мои острые когти не сумеют пронзить его тело насквозь. Нет и не было ничего жестче когтей онидки. Металл заскрежетал по металлу. Затем я ощутила мягкую плоть, теплую кровь. Арезандер зарычал. Он отпустил меня, и теперь уже я вцепилась ему в горло.
Больше я ничего сделать не смогла. Я снова оказалась прижатой к стене со скрещенными на груди руками. Арезандер перехватил их и теперь давил на меня всем своим весом, чтобы я не могла пошевелиться. Искры летели в сторону, и мне снова было нечем дышать. На этот раз от жары. Невыносимой жары. Я попыталась вывернуться, но туман моей ярости вдруг прорезал властный голос:
– Довольно!
Из ниоткуда налетели на меня холодные тени. Они душили свет, жар и каждую мою отдельную мысль. Прежде чем я поняла, что со мной происходит, отреагировал одем в моей крови. Он резко отхлынул и затих. Когти снова превратились в человеческие ногти, золото на кончиках пальцев иссякло, и вся моя кожа утратила перламутровый блеск, присущий всем представителям племени онидов, откуда была родом моя мать.
Первое, что я отчетливо увидела, когда ярость утратила надо мной власть, был свет от огня в камине на выразительном подбородке Арезандера и его слегка поджатых губах. Они что-то прошептали. Всего два слова. Прозвучавшие, однако, как ругательство.
– Пламя Солнца…
На его шее красовались глубокие кровоточащие царапины. Проклятье. Будто мало у него до этого было причин превратить мою жизнь в один сплошной кошмар.
Я была истощена и вымотана. Осознание того, что я, несмотря ни на что, все еще дышу, поражало сильнее усталости. Я чувствовала давящую на меня твердую, как сталь, гору мышц. Чувствовала теплые пальцы на моих запястьях – железа не было. Значит, быстрой смерти Арезандер мне не желал. Но прежде всего, это доказывало, что ему даже необязательно пускать в ход свои когти, чтобы побороть яростную онидку. Это одновременно вызывало восхищение и пугало.
Его глаза враждебно поблескивали, пока раны медленно затягивались. Он не обращал на них внимания. Вместо этого он внимательно меня разглядывал. Пытался понять, контролирую ли я себя сейчас снова, действительно ли я устала и покорилась или где-то внутри меня еще горит искорка ярости. Он, похоже, хорошо изучил матчасть. Знал, что у каждого племени онидов своя эмоция, которая является их слабостью и одновременно и их силой. У племени Пламени Солнца это была ярость. Лишь убедившись, что я не вцеплюсь ему снова в горло, Арезандер отпустил меня и отвернулся от меня с равнодушным видом. Молча направился он к своему столу – ничего не говоря, потому как мрачные выражения лиц соратников его скалла и так говорили о многом.
Я не могла выразить в этот момент большее равнодушие. Я только радовалась, что за моей спиной стена. Только она не давала мне упасть. Метель, схватка не на жизнь, а на смерть, и вспышка ярости сделали свое дело.
Громкий скрежет заставил меня поднять глаза. Арезандер придвинул стул ближе к огню и сел. Нет, он даже не сидел, он прямо-таки восседал как на троне. Откинувшись на спинку, скрестив ноги и положив одну руку на стол. Лицо его оставалось бесстрастным – сложно было сказать, какое у него сейчас настроение.
– Знаешь, что я ненавижу даже больше, чем людей? – неожиданно спокойно поинтересовался он.
Вакарка со стрелами в косе прищелкнула языком и сухо ответила:
– Пещерных жаб.
Арезандер скривился.
– Да. Они тоже довольно мерзкие.
– Овсяную кашу? – предположил Ривен.
Его Сир задумчиво кивнул.
– Да, и это тоже.
Я недоуменно переводила взгляд с одного темного охотника на другого. Я так устала, что, видно, упустила момент, когда разговор перестал быть таким несерьезным.
Но тут слово взял вакар с ястребиным носом. Мрачно взглянув на меня, он бросил:
– Предателей.
Атмосфера существенно охладилась.
Арезандер снова кивнул. В этот раз ему явно было не до шуток.
– Совершенно верно, – холодно проговорил он. – Предателей.
Три толстых лебедя
Я не так много знала о том кровавом времени, когда я родилась. Никто не любил об этом говорить. Все помнили только один факт: из-за предателей-онидов из племени Пламени Солнца и началась война кидхов с людьми, а благородные вакары ее остановили. Но, похоже, никого уже не заботило, что Темные охотники вынуждены были согласиться на геноцид всех онидов – особенно учитывая, что в живых не осталось уже никого, кто мог бы рассказать о другой стороне медали. Так что кто тут еще предатель…