Песо пиратских сердец
Шрифт:
Однако алкоголь давал не только по всему организму, но ещё и по мозгам, что больше всего и ненавидел Учиха в своём любимом напитке.
Откупорив бутылку, Учиха принялся пить большими глотками под пристальным взглядом своего собеседника, не понимая, зачем он напивался ещё больше. Однако сегодня в планы морского корсара входило напиться до потери пульса и только завтра отправиться в плавание. И Учиху не взволновала мысль о том, что напиток мог быть отравлен или, что ещё хуже, проклят, ведь в то время ходило немало легенд о проклятьях от рома. Он похлёбывал ром из горлышка бутылки, а потом и разговорился с незнакомцем, что, куря свою трубку и всё так же держа ногу на ноге, оказался весьма неплохим слушателем, не перебивал и кивал головой в знак того, чтобы
Он рассказывал о своём коке, который мог приготовить столько разных блюд, что любой пират, даже сытый, изойдёт слюнями. Он рассказывал о своём старпоме**, таком же болтливом, как и попугай старого капитана Флинта. Он рассказывал о своей команде, что отличалась весёлостью, бесстрашностью и храбростью, которая всегда могла ринуться в бой, несмотря ни на что. О команде, что понятия не имела, что такое препятствия.
И, конечно, Саске проболтался, в силу своего пьяного мозга, о том, зачем он вновь решил собрать свою команду.
На это собеседник Учихи прислушался, даже приблизившись к нему и навострив уши, стараясь не улыбаться и даже не кивать, ожидая, что скажет Саске. Однако Саске всё так и не мог до конца сформулировать то, что хотел рассказать, и всё тянул и тянул с рассказом, но, увидев, как незнакомец начал нервничать, тут же усмехнулся, поняв, что это весьма ценная информация, однако всё, как есть, выложил на духу. И затянулся этот рассказ на довольно длительное время, так что Тортуга постепенно наполнилась пьяными всхрапами и тихими стонами, доносящимися с верхнего этажа.
Освещения почти не было, и теперь Учиха и подавно не мог понять, кто перед ним сидел. Стояла лишь маленькая свеча, совсем огарок, на их столе, который постепенно плавился и затухал. Создалась мистическая атмосфера, во время которой Саске поведал историю о том, что он и его команда искали сокровище Десяти морей, спрятанное где-то далеко, там, куда никто не смог добраться. И, конечно же, Учиха не забыл похвастать, что он и его команда будут первыми, кто достигнет большого сундука с несметными сокровищами, которое спрятали когда-то старые пираты и забыли про него, но когда на остров случилось нападение и другие флибустьеры решили прибрать к рукам сокровище своих капитанов, те стали отстаивать свои права, и сразу же их благополучно застрелили. Храбрые пираты не смогли вынести ранений и пали от рук своих товарищей, доблестно сражаясь.
И на глазах незнакомца буквально представлялось сражение, такое могучее и такое грубое среди пиратов, жестокое и кровопролитное за деньги, что они так и не смогли защитить. Незнакомец смекнул, что и он искал то же самое, что и великий капитан, что сидел перед ним и допивал остатки рома. Собеседник Саске улыбнулся, приподняв уголок губ, покосившись в сторону блудницы, что пыталась добиться от Учихи удовлетворения, но так и не получила того, чего хотела. «Как жаль, что пропала такая волшебная ночь», - заметил аноним, который, к слову, так и не назвал своё имя Саске. Однако Учиха, поняв, что довольно хорошо проболтался, стал рассказывать о каком-то нападении на их судно, так что незнакомец снова принялся слушать.
– … и тут нас настиг английский флот… но как только эти трусливые псы увидели капитана сего корабля, в данном случае меня, отступили! – заключил Учиха, махнув рукой и осушив бутылку буквально до последней капельки, с грохотом водрузив её обратно, так что незнакомец снисходительно покачал головой, чуть улыбнувшись:
– Да уж, сам себя не похвалишь…
– Никто не похвалит, это верно сказано, - заключил Учиха, тяжело вздохнув.
Он посмотрел в сторону выхода из кабака, чуть нахмурившись, и тут же перед ним, прямо в дверях, из которой с шумом и гомоном вываливались пьяницы, появились две высокие фигуры. Тот, что был чуть пониже первой, скрестил руки на груди, покачав головой, и Учиха улыбнулся, мгновенно узнав в этой стройной фигуре своего старпома – не кого иного, как знаменитого Узумаки Наруто. Ходило множество слухов о том, что Узумаки оставлял в живых лишь женщин и детей, никогда не поднимая на них руку, и это объяснялось тем, что Наруто имел доброе сердце. Наруто был весьма честным старпомом, который послушно выполнял обязанности капитана в его отсутствие и делил добычу поровну, чтобы хватило всем, в том числе и себе. Однако себе Узумаки забирал лишь самую малую часть и довольствовался тем, что ему досталось. Он часто любил ночью, когда все спали, выходить на палубу, глядя куда-то на открытое море, ведь именно в тот момент, когда светила луна, простирая дорожку прямо по водной глади, оно так и манило, было таким таинственным и загадочным.
Для старпома Наруто выглядел весьма прилично – на нём была рубаха с широкими рукавами, которая была расстёгнута на две самые верхние пуговицы, скрывая мужественную сильную грудь, и простые штаны, заправленные в сапоги. Он упёр руки в бока, глядя на то, как его капитан что-то бормотал собеседнику, что-то, грубо говоря, втирая ему, а тот слушал и покуривал изящную трубку. Смекнув, что незнакомец странный, Наруто прошёл к своему капитану, покачав светловолосой головой, и прикрыл голубые глаза, сводившие с ума стольких девушек, тронув Саске за плечо. Тот выдохнул, расправив широкие плечи и подперев голову рукой.
Другой человек, что пришёл с Наруто, был плотником на корабле, и его звали Джирайя. Он был чрезмерно добрым и щедрым человеком, что ценилось не только Саске, но и всей командой. Он обладал непомерной силой и всегда смог заделать любое отверстие в корабле, даже самое «смертельное», как часто говорил капитан Учиха, и это для него не составляло никакого труда. Он был высок, строен, несмотря на то, что ему было за пятьдесят, и за его широкими плечами боцмана лежал прекрасный опыт бравого пирата. Он имел несколько серёжек в левом ухе, поблёскивающих в лунном свете, носил чистую одежду, не такую засаленную, как у капитана, и это его отличало от многих пиратов. Джирайя предпочитал не пить много, но когда напивался, становился более добрым человеком, к тому же достаточно храбрым, чтобы сунуться в бой. Про таких говорят «джентльмен удачи» – будучи в бою даже в нетрезвом виде, Джирайя уворачивался от пушек, снарядов и нападений с ловкостью зайца, петляющего от волка через большое количество деревьев в лесу.
Наруто, вздохнув, подхватил Саске под руку, покачав головой, и покосился на незнакомца, сидящего с его капитаном, и недоумённо вздёрнул бровь, последовав вместе с Учихой на выход, провожаемый парой заинтересованных горящих глаз.
– Попутного ветра! – пожелал Учиха, махнув рукой и нахлобучив на голову шляпу.
Незнакомец приподнял бутылку в знак отдачи чести и, прихватив трубку, последовал на выход. Из глубокого кармана плаща высунулась любопытная мордочка самого настоящего хорька, водящего усами и принюхивающегося к запаху алкоголя, моргающего глазами-бусинками…
– Уж не баба ли это? – шёпотом, хриплым донельзя, спросил Наруто у Джирайи, кивнув в сторону кабака.
Тот, подхватив капитана под другую руку, пожал плечами, тоже обернувшись, глядя на то, как собеседник Саске вышел на улицу, оглядываясь по сторонам. Из его кармана нечто издавало стрекочущие звуки и фырканья, и Джирайя хмыкнул в ответ. Было странно… по походке можно было бы принять этого человека за мужчину, о чём и подумал Джирайя, однако Наруто продолжал стоять на своём.
Они добрались до корабля, такого большого, что каждый пират захотел бы хоть раз совершить на нём плаванье. Он был чересчур удобен для дальних плаваний, в которое как раз и отправлялась команда Саске во главе с капитаном. Сам же капитан Учиха прикрыл глаза, видимо, задремав, пока его благополучно несли на корабль. Шляпа сползла на лицо, прикрывая потемневшие от бессонницы и частой пьянки веки, при этом сам капитан что-то несвязно бормотал.