Песочные часы
Шрифт:
— Вы кого-то ищете?
— Да, я ищу квартиру Купшека. Вы не знаете, где тут живет Купшек?
— Купшек? Ты не слышал такого? — спросил он приятеля. — Нет? А номер дома? Здесь каждый дом имеет свой номер… Вы обошли все четыре квартиры? Ну, значит, вашего Купшека уже здесь нет.
Словоохотливый мужчина на этом исчерпался, его спутник пошел следом за ним, напевая себе под нос: «Купшек был, Купшек сплыл…» Я только сейчас разобрал, что они оба навеселе.
Почему-то эта встреча настроила меня на решительные действия: «Да, я все разнесу тут, а добьюсь, куда делось семейство Купшек!» Я позвонил в квартиру направо. Долго никто не открывал, затем детский голос пропищал, что мамы и папы нет дома, а открывать ему не велено. «А ты не знаешь, где живет Купшек?»— наугад спросил я. «Н-нет! Здесь Миндель, там написано». Я и сам видел, что написано.
На звонок в левую квартиру дверь открылась немедля, на пороге стояла женщина, она вытирала руки передником. «О, я давно жду вас! Вы насчет газа?.. Купшек? — она была разочарована. — Мы живем здесь недавно, никого не знаем. Вы спросите наверху, над нами. Они живут здесь с тех пор, как построены эти дома. Еще при Гинденбурге…» Я часто слышал это «еще при Гинденбурге» с такой интонацией, словно речь шла о ледниковом периоде…
Я снова поднялся на второй этаж. Звонка здесь не было, висел молоточек. Я постучал и, пока мне открыли, прочел витиевато исполненную фамилию на латунной пластинке: Госсенс. «Кто там?» — спросил через дверь старческий голос. «Простите, господин Госсенс, я хотел бы поговорить с вами, я ищу одного человека…» Дверь открылась после щелчка замка. Открывший ее был не так уж стар, просто у него, верно, болело горло, оно было обмотано шарфом поверх бинта.
Я извинился…
— Кого вы ищете? Вы что, из полиции? Или…
— Нет, нет, — заторопился я, — просто сам по себе… Вернее, по поручению друга, солдата… Он просил разыскать семью…
— Войдите, — успокоился хозяин. Потому ли, что он был небрит и обвязан, он казался сердитым, взъерошенным, и я спешил объяснить ему…
— Мой друг, он танкист, присутствовал при гибели молодого Купшека и хотел рассказать его родителям… братьям, как это произошло. Но у него было только три дня отпуска. Он не успел. И вот просил меня это сделать… Может быть, вы скажете, где искать семейство Купшек?..
Человек молчал, разглядывая меня маленькими медвежьими глазками.
Я замялся:
— Ведь они живут в этом доме — у меня адрес…
— Жили, — бросил мой собеседник. — Курите?
— Да-да! — Я протянул ему пачку «Фемины», он вытащил сигарету и, помяв ее, бросил в рот.
Пока я нащупывал в кармане зажигалку, он подал мне кресало:
— Мы все теперь такие мастерим: дешево, прочно и не воняет.
Я согласился, что действительно «этот теперешний эрзац-бензин…». Мне было абсолютно не до того. Слово «жили» меня как обухом по голове…
— Господин… — я, как на грех, забыл фамилию, прочитанную на двери, он подсказал мне, но совсем другую: Газфункель… — Уважаемый господин Газфункель, вы ведь тут давно живете…
— Это кто вам сказал? — встрепенулся он, будто я открыл бог знает какую тайну.
— Да у вас внизу, ваши соседи.
Газфункель бросил недовольный взгляд на пол, словно ожидал увидеть там болтунов из нижнего этажа.
— Слабые сигареты, — сказал он и, без всякой связи с предыдущим, объявил: — У меня не ангина, вы не подумайте. Мне горячая стружка резанула по горлу… Как ножом.
Ни про какую ангину я, конечно, не думал, а насчет стружки сказал на всякий случай:
— Ай-яй-яй, какая неприятность. Сейчас часты травмы на производстве. — «Господи, неужели я напрасно сижу здесь и болтаю? А он ничего не знает…»
Так как Газфункель молчал, я извинился за беспокойство и заметил, что, видимо, он не может мне ничем помочь, ничего не зная об интересующем меня… И кажется, попал в точку, — он как будто даже обиделся:
— Я как раз знаю… — он выдержал паузу и веско добавил: — Но помочь ничем не могу. Дело в том, что Купшеков, всю семью, — они жили здесь, подо мной, — он топнул ногой для пущей наглядности, — забрало гестапо.
— Как? — г вырвалось у меня.
Наверное, я побледнел или еще чем-то выдал свое волнение, потому что Газфункель сразу спросил:
— А вы знали Купшеков?
— Нет. Только со слов моего друга. Мне очень-очень жаль, господин Газфункель…
— Подождите. Сейчас вернется мой зять, муж моей дочки, Госсенс. Он пошел за куревом.
Я не спросил, зачем мне его зять Госсенс. Мне было все равно. Ужасное безразличие разлилось, казалось, по всему моему телу, мне не хотелось ни уходить, ни оставаться. Я с ужасом подумал, что должен оторвать себя от стула, на котором я сидел под пытливым взглядом странного человека, раненного металлической стружкой.
В это время кто-то со щелчком открыл своим ключом дверь и завозился в передней.
— Пауль, поди сюда! — требовательно закричал Газфункель.
Вошел молодой парень: видно, он, не сняв даже домашней куртки, побежал за табаком, пачку которого тут же выложил на стол. Обстоятельный парень, работяга. Наверное, он и замок врезал, и устроил молоточек…
— Вот, — кивнул на меня Газфункель, — ищет Купшеков.
Молодой человек то ли нахмурился, то ли удивился. Я начал снова объяснять:
— Мой друг… хотел сообщить родителям… — словом, все сначала.
Парень точно бы отошел: поверил.
— Что я вам могу сказать? Это произошло вскоре после того, как пришло известие о том, что Арнольд Купшек пал как герой… — Он немножко подумал, но все же решился: — Видите ли, когда нагрянуло гестапо, я, по просьбе нашего блоклейтера, пошел понятым в квартиру Купшеков. Там у них даже пол подняли — искали, уж не знаю что. А потом их забрали. Увезли на «Зеленой Минне», — добавил он для точности.
— Всех? — спросил я.
— Старика и двух сыновей. Там еще сестра была, так она с женщинами подалась в деревню с самого лета. Уж не знаю, право, куда. Вы не слышали, отец?
— Нет, — отрезал Газфункель, — я и со стариком-то дружбы не водил.
С усилием я поднялся. Подумав, попрощался «спокойным образом» и вспомнил, что так же и здоровался.
Ни отец, ни сын не произнесли «немецкого приветствия».
— Доброй ночи! — сказал молодой с сожалением.
— Всех благ, — проворчал старший, поправляя сползавший шарф.